Здесь же стояли Червь и бедный Гидра, похожий на один огромный кровоподтек.
— Да прославятся наши хранители! — выкрикнули стражники, потрясая оружием.
— Слава хранителям! — донеслись откуда-то из-за их спин множество мужских и женских голосов.
Эшу вдруг стало жарко.
От всех этих взглядов, слез, множества голосов и улыбок у него одновременно кружилась голова и мучительно жглось под ребрами.
Его, вчерашнего раба, сейчас приветствовали, как великого господина. Потому что он, приговоренный к смерти изгнанник, сам только что избавил от гибели сотни людей.
Юноша без роду и племени. Никто. Мясо для кормления духов-хозяев.
А теперь он стал человеком, дерзнувшим бросить вызов судьбе и богам. И целый город знал это.
Вот только одного не знал благодарный Уршу: что все эти несчастья случились из-за того, в ком видели защитника и благодетеля.
И все эти люди с улыбками и слезами на глазах даже предположить не могли, что их близкие только что погибли по вине Эша. Потому что железные монстры пришли не за местными стигматиками, и не за живыми душами горожан.
Они пришли за Эшем.
А все остальные просто попались под горячую руку.
Парень отвел глаза, стараясь не встречаться взглядами с теми, кто так искренне сейчас его чествовал. В груди становилось все жарче, и жжение этого пламени почти перекрывало даже мучительную боль в руках.
«Не отводи взгляда. — мрачно сказал вдруг ворон. — Посмотри на них. Посмотри внимательно, Эш, идущий вослед Энмешу. Они благодарны тебе. Они обнимают тебя, как родного. Запомни этот момент, потому что — кто знает? Может, очень скоро это воспоминание сможет удержать тебя на краю пропасти.»
«Боишься, что однажды свихнусь?» — отозвался Эш.
«Опасаюсь, что ты потеряешь якорь».
«Если уж на то пошло, якорь нужно искать не снаружи, не в одобрении толпы, а внутри себя, — возразил Эш. — Ведь люди способны обожествлять и казнить с одинаковой легкостью.»
Опираясь на Аншара, Эш двинулся вперед. Держаться на ногах у него получалось неплохо, а вот руки по-прежнему висели, как плети, и парень их практически не чувствовал.
Люди расступились перед ним, давая дорогу. К Эшу потянулись десятки рук, чтобы хоть на мгновение прикоснуться к фальшивому носителю фальшивой акады, как к храмовой святыне.
Он шел сквозь толпу, чувствуя, как минута величайшей славы превращается для него в пытку.
И тут среди множества других голосов парень разобрал слабый старушечий голос.
— Храни тебя акада, сынок! Дай тебе боги долгой и счастливой жизни…
Остановившись, он обернулся на звук и увидел низенькую и кругленькую старую женщину в белом чепце и с заплаканным морщинистым лицом.
— И тебе, — сказал Эш.
Женщина вдруг протолкнулась к нему поближе и, ухватившись за бесчувственную руку парня, потянулась к его лицу белоснежным платком.
Эш позволил ей стереть кровь со своей щеки.
А старушка вдруг приглушенным голосом спросила:
— Ты ли это?.. Тот, что был обещан преданием? Тот, что защитит всех людей от напастей?
— Понятия не имею, — искренне ответил ей Эш, и его голос прозвучал устало и хрипло. — Но я сделаю все, чтобы это оказалось именно так. Клянусь своей совестью.
Глава 23
Раненых героев с площади доставили прямо к лекарям.
За счет казны городского совета всем троим обработали раны и ссадины, с головы до ног умаслили бальзамом, который хоть и был похуже, чем подарок Единого, но обжигал как надо.
Гидра орал во всю глотку, Аншар выл и рычал, мучимый снадобьем и одновременно накатившим эхом, а Эш погрузился в медитативное состояние, с помощью которого мог сосредоточиться не на боли, а на своем дыхании.
Возможно, именно из-за этого он в этот раз не уснул, а погрузился в легкую дрему, сквозь которую слышал богатырский храп Гидры и хриплое с присвистом дыхание Аншара, наконец-то забывшегося тяжелым и тревожным сном. Еще время от времени раздавалось поскрипывание старой скамьи под Дарием, который остался караулить товарищей.
А в соседней комнате звучали голоса лекарей.
Они обсуждали своих пациентов.
Из любопытства Эш сосредоточился на этом звуке, и голоса стали отчетливей и понятней.
— Белый много крови потерял… — рассуждал один из целителей, и Эш узнал голос — это говорил полноватый дядька с гладкой рыжеватой бородой и большой черной бородавкой на щеке. — Как он только на ногах держался — ума не приложу.
— Молодому носителю досталось больше, — скрипуче заметил другой, старик с лысиной на полголовы. Его голос было трудно спутать, но манера говорить у старика была невнятной и гнусавой, отчего не все слова звучали понятно. — Не думаю, что он когда-нибудь еще сможет взять в руки меч, если только сама акада его не исцелит.
— Да, раздробленные кости… — вздохнул третий, самый молодой из всех лекарей, худой и длинный, как жердь.
— Особенно правая рука, — продолжил старик. — Даже если срастется, будет короче левой. Да и со связками там беда — он не сможет управлять пальцами…
— Он молод, силен и он — носитель акады, — прервал его рыжебородый. — Не нам судить, что он сможет, а что — нет.
— Это ведь к нему приходила девушка? — спросил молодой. — Или к парню со змеями?
— К нему, — отозвался рыжебородый. — К Эшу из Сорса…
Дальше разговор зазвучал тише, а потом молодой проговорил.
— Да говорю вам, я как-то слышал на рынке про какого-то живодера из Сорса, порешивший всех приговоренных в тюрьме!
Эш вздохнул.
Ну вот, добежала волна до прибрежных камней…
— Как-то, где-то, от кого-то про кого-то что-то слышал? — раздраженно проворчал рыжебородый. — Прелесть какая. Ты бы язык за зубами попридержал, говорить так о носителе акады! Его вон даже в крепости знают! А слухи — это мусор, об который достойный человек не должен марать свои уши.
— Я ничего не знаю про приговоренных, но этот юноша разломал двух чудовищ буквально у меня на глазах!.. — заговорил старик. — И если бы я этого не видел, я бы не поверил, что в ком-то может быть такая сила!
— Да кто знает, что с теми беднягами случилось на самом деле! — заметил рыжебородый. — И вообще, было ли такое на самом деле. Признаться, я даже сомневаюсь, действительно ли это имя — его. Поскольку до сих пор я как-то не слышал, чтобы у нас в Сорсе рождались аристократы. Да и Белый его почему-то называл не по имени, а тринадцатым.
И тут Эш услышал незнакомый женский голос.
— Я точно знаю только одно — лицо этого молодого воина есть на стене в зиккурате.
