Всхлипываю.
Поднимаюсь с кресла. На нетвердых ногах иду вперед и падаю прямо на грудь самого дорогого на всем свете мужчины.
Все из-за меня…
Он едва не погиб из-за меня!
Блин! Аааа! Как же мне плохо.
— Прости, — шепчу сквозь льющиеся слезы. Они текут безостановочным потоком, мочат одежду, простынь. Пофиг!
Держусь за Марата. Хватаюсь за него, как за утопающий за спасательный плот. Мой защитник. Спасатель. Мужчина.
Я хотела уйти. Хотела исчезнуть. Кто я такая, чтобы тебя оставлять?..
Любимый…
Но нам так толком и не позволили поговорить. В кабинет вошел врач и медсестра, Давид настоял, чтобы мы с ним вышли.
— Марат очнулся. С ним все будет в порядке, — смотрит на меня не моргая. — Иди наверх. Ты сейчас нам будешь только мешать.
— Но, — пытаюсь протестовать.
Марат здесь! Он живой! С ним все в порядке! Разве можно меня взять и заставить уйти от него?!
— Никаких “но”! — от его тона мурашки по коже. Вздрагиваю. — Иди поспи, — обращается уже чуточку мягче.
Спорить с Давидом бессмысленно и бесполезно. Вздыхаю, продолжаю смотреть на него.
— Я не усну, ты понимаешь? — говорю тихо. Мне нужно туда! Нужно за эту проклятую дверь! К своему любимому человеку.
— Нет, Ася, — жестко отрезает. — Единственное, что тебе нужно, так это поспать. Завтрашний день будет не легче. У тебя очень умные и смышленые дети, так просто, как сегодня, их уже не занять.
— Знаю, — тяжко вздыхаю.
— Поэтому разворачивайся и иди, — показывает в сторону коридора. — Если не спится, зайди к сестре.
— Я тебя поняла, — говорю обреченно. Разворачиваюсь и ухожу прочь.
Спорить с Давидом бесполезно, он не уступит. Да и если отбросить эмоции, сама прекрасно понимаю, что брат Марата прав.
Прихожу к себе в комнату, сажусь на кровати. Какое-то время просто сижу. Сил нет.
— Мамочка, — в спальню заглядывает Вадимка. — А ты почему плачешь?
Заспанный мальчонка заглядывает сквозь приоткрытую дверь, ступает своими босыми ножками по полу, трет глаза от яркого для него света.
— Я не плачу, — произношу машинально, незаметным жестом смахиваю слезы с глаз. Сама не заметила, как они появились. Шмыгаю носом. — С чего ты взял?
— Вижу, — отвечает насупленно. Обнимает меня, тянет за собой на кровать. — Пойдем спать. Утро вечера мудренее.
От слов сына сердце щемит. Снова чувствую влагу в уголках глаз, спешно делаю глубокий вдох.
— Ты прав, — залезаю вслед за сыном на кровать. Отодвигаю покрывало, помогаю ему пробраться под одеяло. Сама залезаю следом.
Сынок мой, когда ты успел вырасти? Я и не заметила… Такой большой.
Обнимаю Вадима, закрываю глаза. Малыш в два счета погружается в глубокий и крепкий сон.
На сердце становится чуточку легче. Впервые за сутки делаю спокойный вдох, грудную клетку больше не распирает от боли и обреченности. Понимаю, что с Маратом все будет в порядке. С такой мощной поддержкой и силой нашей любви никак иначе и быть не может! — Вот вы где, — слышу на отдалении. Приоткрываю один глаз.
— Лешка, — произношу улыбаясь.
— Я, — кивает сын. — Тебя пришел охранять, пока папа болеет.
— Ты знаешь? — удивляюсь. Глаза тут же открываются нараспашку, брови самопроизвольно подлетают наверх.
— Конечно! — говорит сын со знанием дела. Важный такой. — Вадим тоже, — кивает на брата. — Мы большие уже, — обнимает меня крепко-крепко. — Нас больше можно не оберегать. Мы сами тебя защищать будем, — улыбается.
— Спасибо, — отвечаю. Других слов у меня больше нет.
— Люблю тебя, мама, — целует в щечку. — Ты самая лучшая мамочка в мире! А Марат самый лучший папочка! — улыбается. А у меня сердце переполняется от любви и благодарности.
Надо же как.
Глава 34
Глава 34
Яся
Вика не выходит из комнаты, Давид не пускает меня к Марату. Эти несколько дней ничего хорошего не принесли.
— Сестрёнка, открой, — прошу стоя под дверью. Но каждый раз в ответ получаю одно и то же.
— Уйди! — короткое ёмкое слово.
Первое время я именно так и делала. Уходила. Потому что спорить с Викой и пытаться ей что-либо доказать бесполезно. Пока она в своей голове не разберется, то так и будет страдать.
Но оставлять сестру в подобном состоянии далеко не самая лучшая идея. Она еще слишком подвержена эмоциям, юношеский максимализм зашкаливает. Порой разглядеть правду слишком тяжело.
Сегодня решила, что не отступлю до тех пор, пока мы не поговорим. Хватит уже бегать!
— Открывай! — произношу настойчиво. — Я не уйду. Буду под дверью сидеть!
— Ну и сиди! — звучит в ответ.
Мда… Отличное начало разговора.
Залезаю на подоконник, облокачиваюсь спиной на откос, обхватываю колени. За окном накрапывает мелкий противный дождь. Он как никогда хорошо отражает моё настроение.
— Вик, я очень устала, — признаюсь. — Открой дверь. Перестань прятаться от меня, я не кусаюсь.
В ответ тишина.
Качаю головой, печально поджимаю губы. Вот же упертая…
Продолжаю сидеть.
— Мамочка, мы кушать хотим, — детвора подходит спустя час моих сидений на подоконнике.
— А еще нам скучно, — признается Вадим.
— Поиграй с нами, — просит Лешка.
Слезаю с подоконника, обнимаю своих мальчиков, бросаю опечаленный взгляд на дверь. Моя сестра так и не соизволила выйти.
— Пойдемте, — обращаюсь к своим малышам. Которые уже и не малыши вовсе.
Приходим на кухню, открываю холодильник, осматриваю содержимое и вздыхаю. Не разгуляться… А если учесть, что детям требуется правильное питание, то и вовсе печаль.
Достаю пять яиц и молоко. Знаю, что под раковиной должна была остаться картошка. Лезу туда, достаю три последних клубня. Обреченно вздыхаю и принимаюсь их чистить.
— А что ты будешь готовить? — рядом со мной появляется любопытная моська. Справа появляется еще одна.
— Омлет с жареной картошкой, — отвечаю на Лешкин вопрос.
— Ура! Омлет с картошкой! — счастливо начинает голосить он. Вадюшка куксится.
— Ты не хочешь омлет? Или картошку? — спрашиваю у сына.
— Я хочу подушечки с молоком, — томно вздыхает. Приобнимаю его.
— Подушечки будут в следующий раз, — произношу спокойным нежным голосом. — Сейчас будет омлет.
