– Нет. Ян не может так поступить. Ты бредишь.
Латерфольт с трудом поднялся на ноги. Опьянение от айрага уступило место тошноте, которую он все никак не мог подавить. Рейнар тоже встал, шатаясь, и, кажется, боролся с той же проблемой. Найдя точку опоры, он взмахнул рукой, снова пытаясь поймать Латерфольта, но отпрянул, когда прямо перед его носом блеснул клинок.
– Осторожнее, Рейн! – Латерфольт поудобнее перехватил кинжал. – Если хочешь что-то сказать, выбирай слова мудро!
– Я уже все сказал. А ты…
– Думаешь, я поверил этим твоим заигрываниям с моими людьми? Этому твоему «Латерф-Гессер»? Да ты даже не знаешь, что это значит! – Он сжимал кинжал так крепко, что рукоять, казалось, срослась с его плотью. – Думаешь, я поверил, что ты на нашей стороне, а не ждешь, когда мы разделим Дар, чтобы свалить к своему королю? А теперь ты настраиваешь меня против названого отца!
– Латерф! – взвыл Рейнар и сделал шаг вперед.
Кинжал взлетел перед его носом. Всего лишь пядь… Рейнар зажмурился, но клинок лишь срезал веревочку с мешочком, болтавшимся у него на груди. Мешочек упал в траву. Герцог, изменившись в лице, кинулся к нему, но Латерфольт оказался быстрее.
– Что это?
– Причина, по которой я тебя предал. И предам снова, и снова, и снова, раз жизнь безумного старика тебе важнее!
Запнувшись, он смотрел, как Латерфольт высыпает себе на ладонь два крошечных белых камушка и с недоумением пытается рассмотреть их в тусклом свете.
– Это молочные зубы моей пятилетней дочери Эфолы, которую Редрих держит в заложниках точно так же, как Хроуст держит Шарку с ее братом. Он убьет ее, когда будет нужно, и даже тебя не спросит.
Латерфольт бережно ссыпал зубы обратно в мешочек и отдал Рейнару. Затем поднял кинжал и стал наступать, дождавшись, пока герцог спрячет свое сокровище за пазуху. Пусть умрет с чем-то, что ему дорого… Рейнар был крупнее и сильнее, но сейчас Латерфольт не был оглушен смертью Тальды, как тогда в Козьем Граде. Хмель окончательно выветрился, пока он всматривался в ненавистное лицо – правильное, словно выточенное из мрамора по скульптурам прекрасной древности, чистое, без единой оспины, и такое непохожее на его собственное лицо варвара и раба. Но Рейнар не дрогнул. Напротив, он бросился вперед, прямо на выставленный кинжал, схватил его и сжал клинок в ладони.
– Плевать на них! – прорычал он, выставляя окровавленную руку. – На королей, на гетманов, на Сироток и грифонов! Я только хочу спасти своих детей. Я думал, ты хочешь того же для тех, кого вроде как любишь…
– Ох, как благородно с твоей стороны! Ты, сукин сын, пытался убить ее! А теперь прикатился ко мне как воин добра и света! Мне на хрен не сдались твои подачки! Почему ты просто не…
– Потому что я тебе должен.
Окровавленная ладонь все еще была обращена к нему. Рейнар смотрел в лицо Латерфольта, игнорируя злобный оскал.
– Раз не хочешь моей головы, я поклянусь тебе на крови. Хроуст собирается убить Шарку. Это правда. Я могу лишь предупредить тебя об этом.
Где-то он уже слышал такую клятву, видел красную руку… «Без крови твои слова и этот свиток не стоят ничего!» – раздалось в голове Латерфольта карканье, которое он так явно слышал прошлой ночью на Изнанке. Его сердце сжали ледяные когти, пока он завороженно смотрел, как в ладони Рейнара собирается кровь. Совсем как на руках Свортека в том лесу или на его ладони, которую Шарка облизывала перед тем, как приступить к члену.
Латерфольт выронил кинжал и умчался обратно в город.
XIV. Главный вопрос
Весь праздник Морра просидела с мятежными баронами. Прозрачные глаза Кирша посылали ей то похотливые призывы, то немые угрозы. Хроуст снова к ней остыл, занятый Хасгутом, да и остальные Сиротки не выказывали к ней особого расположения. А вот для восставших дворян она была своей. Так и узнала, что на ее поместье в Хварне покушается барон Габржила, не добившийся ее руки пару лет назад и затаивший обиду. Узнала, что другой барон, Плаван, который сейчас рассказывал скучающему Хроусту какую-то историю про Гильдию Пряностей, не прочь добиться ее расположения.
Плавана-то она и ждала: он должен был сопроводить ее до дороги, ведущей на север Бракадии, в обход войск, чтобы она вернулась в Хварн и навела там порядок. К черту Сироток! Над ней наконец смилостивилась судьба в лице Рейнара, который утром потребовал, чтобы Хроуст отослал Морру на все четыре стороны. Она подозревала, что не по доброте душевной: просто после увиденного на Изнанке Рейнар решил воспользоваться своей властью и отослать Морру подальше и навсегда.
Он даже не сам принес ей новость – с той ночи она не видела ни его, ни Шарку, ни Латерфольта. Вместо этого днем ее вызвал к себе Хроуст и долго рассматривал с явным неудовольствием, оторвавшись от карты Бракадии, на которую заблаговременно набросил какую-то зеленую тряпку. Старик был плох и то и дело морщился от приступов боли, но вряд ли от него укрылось, что глаза у Морры опухли и покраснели от слез. Должно быть, он уже знал об их ночной выходке, но, расскажи ему об этом Латерфольт или Рейнар, не стал бы ходить вокруг да около.
Хроуст ждал, пока Морра заговорит сама, но ей было все равно. Если раньше ее внутренний взор затмевал только Свортек, то теперь к нему присоединилась Бликса, то, что они вместе делали, и то, о чем кьенгар так упрямо допытывался у ведьмы. Никакие Сиротки не могли отвлечь ее от этих мрачных мыслей.
– Баронесса, – заговорил наконец Хроуст, устав играть в гляделки, – король потребовал, чтобы я дал тебе свободу. Я бы предложил тебе как свободной дворянке встать под мой стяг…
– Благодарю, мой гетман, – перебила Морра, ни на мгновение не удивившись, – но я предпочла бы вернуться домой. Боевых навыков у меня нет, я ничем не помогу тебе на этой войне. Я присягну Истинному Королю, Принцу или тебе, коль вы одержите победу, но для грядущей бойни мне предложить нечего.
– Ты могла бы помогать Шарке. Ты уже несколько раз вытаскивала ее…
– Она сама себя вытаскивала. У меня нет никакой силы, а у нее – никаких чувств ко мне. То, что произошло в Козьем Граде, было случайностью.
– Я попрошу тебя не как гетман, – заговорил он после короткого раздумья, – но как человек, который хочет закончить войну, сохранив как можно больше жизней. Как человек, который обращался с тобой мягко, даже зная, как близка ты была к Редриху и сколько раз пыталась нас обмануть. Как человек, который прислушивался к твоим советам. Прошу, Морра: если тебе есть что еще рассказать мне о Даре, сделай это сейчас и будь свободна.
«Старый хрыч, – подумала она, с трудом сдержав презрительную усмешку, – разворошивший это осиное гнездо ненависти на тридцать три года! Один из тех, кто превратил Свортека в чудовище, человек, который приказал стрелять по людям, бегущим из пекла Унберка, жонглирующий жизнями всех вокруг, будь то девчонка-подавальщица или твой приемный сын… Что ты надеешься от меня услышать?»
