Просто соскользнуть в эту землю вслед за Фубаром…
Шарка сидела рядом, но не проронила ни слова. Сколько бы Рейнар на нее ни смотрел, ее лицо оставалось прежним, словно бред мадеммы сторонился маленькой ведьмы и не желал уродовать ее.
– Шарка, – пробормотал он. Девчонка повернулась к нему. Что он хотел ей сказать, дурень? Что понимает, каково ей, тоже потерявшей самого близкого человека? – Мы похороним Фубара и уберемся отсюда.
Его руки скользили по рукояти, содранные до мяса. Штир, первый алебардщик Митровиц, грубо выпихнул герцога из могилы и занял его место. Оранжевый свет заливал долину: должно быть, солнце уже готовилось укатиться за горизонт.
– Мы дождемся Латерфа и уедем все вместе. Я пообещал ему.
Шарка не мигая смотрела в небо, словно не было для нее ничего интереснее ярко-красного облака, которое походило на дракона, выбрасывавшего в атаке длинную шею. Очередная волна мадеммы ударила Рейнара в затылок, и он отошел от Шарки, как вдруг услышал ее шепот:
– Он не придет.
Такеш ткнулся клювом ему в грудь, урча, и Рейнар зарылся лицом в его гриву. Хватит…
– Герцог Рейнар!
Мадемма притупила слух: он даже не услышал голосов и топота копыт. Лишь когда всадник спешился, узнал Адлерберга, которого в последний раз видел уносящимся из-под стрел Петлича. Вокруг него собрались Шарка и воины Митровиц. Барону дали напиться из фляги, и слова полились из него невнятным потоком:
– Редрих разбит. Хроуст преследует его, добивая остатки армии. Демоны… Или не демоны, а великаны… Дар у Сироток!
Шарка подошла почти вплотную к Адлербергу, словно не могла расслышать его слов. Рейнар взял ее за руку и отвел подальше, хотя и сам не был уверен, что ему не померещилось и что это не злая шутка мадеммы. Только вот с самого появления Адлерберга дурман отпустил его, вернув ему зрение, слух и здравый рассудок.
– Ты уверен? Может, это просто…
– Я уверен, Рейнар. Я видел сам. Они движутся к Хасгуту. И ведет их… – Адлерберг на мгновение замялся, бросив тревожный взгляд Шарке, но все же продолжил: – Демон. Не просто демон. Латерфольт.
За недолгим молчанием последовали рыдания. Шарка, которую Рейнар все еще держал под локоть, согнулась, захлебываясь слезами и прижимая к животу ладони. Дорнат и Штир подхватили ее и увели подальше, безуспешно пытаясь успокоить, чтобы ее крики не сотрясали долину.
Рейнар стоял над могилой Фубара. Вместо могильного камня он воткнул в изголовье меч, на клинке которого вырезал имя. Пройдет совсем немного времени, и меч рассыпется в ржавую пыль, как и воспоминания о человеке, который, подобно многим другим, отдал за Рейнара жизнь. Чтобы он теперь стоял здесь, как истукан, не в силах ни пошевельнуться, ни заплакать, ни заговорить.
Воины Митровиц не сумели уговорить герцога двинуться дальше и разбили лагерь в долине. Никто не проронил ни слова, пока комья земли ссыпались в могилу, скрывая Фубара. Затем Штир, осматривавший Шарку, вернулся к Рейнару и нарушил молчание:
– Она не ранена, но… Ты знал, что она беременна?
– Догадывался.
– Месяц четвертый, не менее. Бедная девочка.
«Бедные все мы», – подумал Рейнар, но ничего не ответил, и Штир оставил его наедине с пустотой.
Рейнар вернулся к тлеющему костру, у которого сидела, обхватив себя руками, маленькая ведьма.
– Ут… – Голос сорвался, и ему потребовалось время, чтобы снова заговорить. – Утром мы увезем тебя в сторону Митровиц. Я дам тебе лошадь, деньги и слугу. Отправляйся на север, в горы.
– Я пойду с тобой.
Рейнар нахмурился:
– Зачем?
– Отомщу Хроусту за Дэйна и Латерфа.
– Латерф, может быть, еще…
Шарка сердито покачала головой и крепче обхватила руками живот, защищаясь от любых возражений, а может, от боли, принесенной его глупым утешением.
– Какая от тебя польза? Дара больше нет. А так ты хотя бы сохранишь ребенка. Хватит с тебя, Шарка…
Рейнар не заметил, как мешочек с мадеммой оказался в его пальцах. Хмыкнув, он бросил его в костер и смотрел, как пламя пожирает синий бархат с мелкими кристаллами внутри.
– Рейнар…
Шарка прижалась к нему, как он думал, от холода, но почему-то все норовила поймать его руки. Рейнар, поколебавшись, протянул ей левую, и девичьи пальцы пробежались по узлам шрамов, словно изучая причудливый барельеф.
– Что ты делаешь? – спросил он с тревогой: неужели маленькая ведьма лишилась рассудка после всего пережитого?
«А может, думает, что теперь она моя, а не Латерфа, добыча?»
Свет ударил по глазам – не яркий, но сильнее, чем от костра, холодный, с синеватой каймой по краям лучей. Рейнар потрясенно следил, как стягиваются грубо сшитые шрамы, как рубцы, которые были с ним последние шесть лет, рассасываются под призрачными иглами.
– Но как? Ты же отдала Дар! – прошептал он, вглядываясь в скорбное лицо. Серые глаза Шарки тронули знакомые белесые нити в радужках. – Морра сказала, что его можно отдать только целиком.
– Значит, Морра ошиблась. Дар вернулся и сохранил моего ребенка. Я кьенгар, кьенгаром и умру.
«Почему он вернулся именно сейчас? Почему так поздно? Мы могли бы спасти Фубара, Дэйна, Латерфольта! Будь ты проклят, Свортек!» – раздалось в голове Рейнара, но изо рта не вырвалось ни слова. Сил не осталось даже на злость. Он лишь немо и беспомощно наблюдал, как Шарка берет его правую руку и возлагает на нее светящиеся ладони.
– Рейнар, я иду с тобой.
XVIII. Дом
Морра никогда не придавала особой ценности Дару Нити. Меч, Щит и Дары Бликсы владели ее мыслями куда чаще. Но сейчас, сидя с Дэйном в глубоком гроте, в полу которого она наскоро нацарапала глифы из свитка, Морра восхищалась его силой. Битва дотянулась и сюда: мимо проносились полчища короля, полчища гетмана, еще какие-то отряды, которые она не успевала рассмотреть и опознать. Морра слышала срывающиеся голоса солдат, видела, как они вертят головами в поисках укрытия, но окутанный Нитью грот превратился для них в слепое пятно.
К вечеру люди исчезли, а шум битвы затих. Под покровом ночи Морра выбралась из грота и подобрала у трупов пару мечей. У одного даже нашла огниво и горсть сухих листьев чихотки, которые притупляли боль. Как могла, обработала раны мальчишки и соорудила ему повязку из тряпок, хотя глаз уже было не спасти. Дэйн провалился в тревожный сон; Морра из последних сил вглядывалась во тьму, ожидая услышать звонкий голос, который когда-то отдал приказ бросить ее в темницу. Ничего желаннее этого голоса сейчас не существовало.
Борясь со сном, она вдруг вспомнила другую тревожную ночь в лесу, недалеко от полуразрушенного замка. Она пробиралась тогда сквозь заросли и тихо звала:
