– Фубар! Ну где же ты?
Как же это было давно, словно в прошлой жизни… Без Хроуста и Сироток, без Рейнара в такой близости от нее; без правды о Свортеке, которого она оплакивала, как погибшего друга, а не ненавидела, как злейшего врага.
– Мы думаем, что Златопыт убил Свортека, – шептал Фубар ей на ухо. – Может, не сам. Не важно. Главное, что…
– Вам обоим пора завязывать с мадеммой, – фыркнула Морра, не желая признаваться ему, что пришла в своих рассуждениях к тому же и даже дальше.
– Неужели ты думаешь, будто Свортека убили Сиротки? Самого Свортека?
Она промолчала. Фубар не стал давить – он, кажется, и так все понял. Еще тогда она подивилась его тонкому умению почуять, когда надо заткнуться. Дальнейший путь бок о бок подтвердил это не раз.
– Если ты вправду в это веришь, убеди Рейнара не отдавать кольцо королю, – ответила она.
– Как это связано?
– Эх, как бы так помягче выразиться… У Златопыта и Свортека никогда не было никаких счетов друг к другу. Генерал его боялся, но уважал. Я бы знала, будь там что-то личное.
– Может, ты знаешь не все…
Морра, сидящая сейчас в гроте, горько отметила, насколько он был прав и в этом тоже.
– Ладно, не время сейчас об этом думать. Я пока скажу Рейнару, если сумею до него добраться, но вряд ли он послушает.
– Ах да, конечно! Как я могла забыть! Чтобы Рейнар ослушался своего господина? Стоит тому отпустить поводок, как Рейнар сам вложит его обратно в руку.
Фубар шумно вздохнул.
– Но к тебе он может прислушаться! – поспешно добавила Морра. – Скажи, чтобы отнес кольцо куда-нибудь подальше, а я придумаю, как его спрятать.
– Хорошо. Я буду неподалеку, если тебе понадобится помощь.
– Я справлюсь сама, мой пан, – высокомерно отозвалась она и отвернулась, собираясь возвращаться в замок к Шарке. Но его шепот догнал ее, едва слышный, как будто ей померещилось:
– Этого не я хочу. Так просил Рейнар, баронесса.
Морра подняла голову к небу. Плотные темные облака заволокли звезды, и даже появись в небе грифон, она вряд ли бы его увидела.
Пришел рассвет, но звонкий голос так у скал и не раздался.
Морру разбудили голоса и шум. Она осторожно высунула голову из грота, за вырезанные в земле глифы. Стук копыт, скрип телег и негромкие разговоры – вряд ли мимо шло большое воинство. На ее плечо легла маленькая рука: Дэйн тоже проснулся и теперь с тревогой смотрел на нее уцелевшим глазом.
– Я только погляжу, – сказала она. – Может, это он. Будь здесь!
Один меч Морра взяла себе, другой вложила в руку Дэйну и, пригнувшись, чтобы кустарник и трава хоть немного ее прикрыли, двинулась к отряду. Несколько всадников, не больше двух десятков, сопровождали пару телег и группу женщин и детей, которые негромко напевали что-то скорбное и тягучее. Но то была не Сироткина Песнь – с такой не пойдешь в бой, скорее проводишь в последний путь павших…
Люди приблизились, и Морра узнала хиннов. А с ними рассмотрела и Тарру: егерь тащился, положив руку на бортик телеги, и смотрел себе под ноги стеклянным взглядом.
«Остановись, дура!» – шипела она про себя, пока ноги против воли несли ее к печальному отряду. Хинны мигом подняли головы, не прерывая песни и не проявляя тревоги. Лишь Нанья во главе отряда вскинул лук, но опустил, когда Тарра без удивления произнес:
– Это Морра. Не надо.
Отряд остановился, дожидаясь Морры. Казалось, она шла вечность, словно что-то внутри нее сопротивлялось, не хотело смотреть. Но если смотреть не туда, то куда? Как Тарра, себе под ноги? Или на лица варваров, опухшие от слез?
Тарра откинул полотно – не просто тряпку, как она подумала, а зеленое знамя.
В Козьем Граде Морра уже видела Латерфольта таким бледным и неподвижным, но тогда ему удалось в очередной раз обхитрить смерть, подняться на ноги и почти сразу начать орать. В тот день у него в боку была единственная рана, нанесенная Рейнаром так, чтобы не повредить внутренностей, а рядом – Шарка-целительница. Теперь же рубаху на груди и животе покрывали пятна засохшей крови, числом не менее дюжины.
– Он был привязан к дереву. – Сиплый голос Тарры терялся в гуле песни, но каждое слово кололо Морру в самое сердце. – Уже… такой. Стрелы из него кто-то вытащил, мы не нашли ни одной. Даже не знаем кто…
Морра протянула к Латерфольту руку, приподняла рубашку и обнажила глубокие рваные раны, окаймленные ошметками подпаленной плоти.
– Это были не стрелы.
Никто не отозвался на ее слова – они и сами все понимали. Морра уговаривала себя отвести взгляд от непривычно спокойного лица, от глаз, над которыми столько раз издевалась, чувствуя коготь в груди, который она однажды уже отгоняла, крича про себя: «Допрыгался! Сдохни! Сдохни!» Сейчас в ней не кричало ничего, словно Латерфольт забрал с собой весь шум и то злорадное раздражение, которое они друг на друга выплескивали с первой встречи.
Морра взяла край своего плаща, нашла в нем торчащую нитку и вытянула ее всю. Затем повязала ее на изломанном, распухшем запястье егермейстера. Невеликий подарок, но хоть что-то.
– Заштопаешь себе плащ, – пробормотала она и отвернулась. – Куда вы идете?
– В Тавор. Без Латерфа Нити больше нет, и ничего его больше не охраняет.
Нанья громко хмыкнул – не то от слез, не то от злости:
– Куда угодно, только подальше от Хроуста!
– Ты не знаешь наверняка, был ли это он, – возразил Тарра.
Полукровка дернулся в седле, словно его самого проткнули стрелой:
– Как будто ты сам не видел его демонов! А Морра сказала, что раны от Дара!
– Нет, – повторял Тарра, сжимая руками виски. – Это бред!
– Хроуст убил собственного сына, – тихо сказала Морра. – Представь, что он сделает со всеми остальными, если не доберется до Редриха. Езжайте в Тавор.
«Зачем я тебе его отдала? И как ты умудрился его потерять, болван?»
Крик наконец проснулся в ней, но вырвать коготь из сердца ему не удалось. Морра вытащила из-за пояса кинжал. Нанья заерзал в седле, но она лишь оцарапала себе руку до крови, а затем протянула ладонь к Тарре:
– Забери Нить, вам нужнее. – Неуклюжий язык спотыкался о слова, но Морра упрямо продолжала: – Спрячьте таворцев. Передаю тебе Дар Нити, Тарра.
Тарра бросил взгляд на Латерфольта, словно ожидал по привычке, что тот его ободрит или одернет. Но егермейстер молчал, и под выжидающими взглядами хиннов Тарре ничего не оставалось, как принять Дар.
– Как это делается? – спросил он.
Морра объяснила. Руки Тарры дрожали, когда он коснулся ее окровавленной ладони кончиками пальцев и смущенно облизнул их.