– Сначала сдержи свою клятву, Рейнар. А после я сдержу свою. Даю тебе королевское слово и слово кьенгара.
– Мой король, – снова вставил Олдрих, выступая вперед, – этот человек два месяца ходил под знаменем Хроуста. Сиротки присягнули ему как Истинному Королю. Разумно ли отправлять его к гетману? Что, если они снова…
– Рейнар делал то, что нужно было, чтобы защитить своих любимых, – перебил король и подтянул Шарку к своим ногам. Маленькая ведьма застонала, успев лишь прижать руки к животу. – И сделает снова. Так ведь, мой верный Рейн?
«Он не знает, что у меня Щит, а они не знают, что я снова могу держать в руках меч, – подумал вдруг Рейнар. – Даже Последующие ничего не смогут сделать, если я сейчас выхвачу меч из ножен и покончу с Редрихом. А затем я сорву шлем с головы Шарки, и она тоже вступит в бой. Вдруг Редрих прав, и Дар у нее все еще есть? Вдруг Морра в очередной раз ошиблась и Дар Меча, хотя бы часть его, еще живет в Шарке?»
Множество воспоминаний, перебивая друг друга, всколыхнулись в его сознании за одно мгновенье, пока взгляд короля ощупывал его, как солдат шлюху. Вот Редрих как бы невзначай вспоминает на каком-то пиру, что Лотто с детства боялся огня и даже зимой предпочитал спать без разожженного камина. Вот, собрав всех в тронном зале, он объявляет, что Рейнар бесплоден и не может подарить Кришане ребенка. Раздаются презрительные смешки, кто-то грязно шутит о нем и Фубаре, который стоит здесь же, красный от стыда. Почему-то вспомнился и Латерфольт в окружении хиннов, и тот вечер, когда Рейнар назвал его братом. Тогда егермейстер с остриженными волосами походил на себя молодого, что жадно слушал его историю и заражался его яростью, обещал, что даст Рейнару самому убить короля, даже плакал вместе с ним…
Наплывали воспоминания о воспоминаниях, сны о прошлом и кошмары, где не Сиротки, а Редрих толкал его в пучины отчаяния. «Это все ломка по мадемме, Рейн», – уговаривал он себя, пока пальцы не соскользнули с рукояти меча.
– Наследнику расскажут о твоем подвиге, – небрежно сказал король, который по-прежнему любовался своим демоном. – Твое имя не будет забыто. Король Тернорт позаботится об этом. Так ведь, Свортек? Я правильно говорю? Ты разве не этого хотел?
Внезапно король согнулся и сморщился, как от приступа боли. Генералы и Последующие бросились было к нему, но Редрих махнул на них рукой.
– Заткнись! – процедил он сквозь зубы. – Не хочу тебя слышать. Слушал достаточно… Заткнись!
Король поднял голову и, увидев недоумение на лицах своих людей, громко воскликнул:
– Идите, сыны Бракадии! Защитите свое королевство! А также… – Он посмотрел прямо в глаза Рейнару. – А также всех его детей!
Времени на разработку стратегии у Рейнара и Хельхицкого не было. Едва герцог на Такеше приземлился в военном лагере, ему донесли, что Хроуст перешел в наступление. У гетмана не осталось ни баллист, ни катапульт, ни даже тарана, но безумный старик решил целиком положиться на силу Дара.
Рейнар сам видел с крепостной стены его великанов. Хроуст был не то что дрожащая от ужаса Шарка, которая едва научилась держаться в седле и не знала, чем авангард отличается от арьергарда. А уж в решимости гетмана глупо было сомневаться: он даже не озаботился отогнать сначала войско Митровиц. Единственная цель маячила перед его единственным глазом. Каждая минута промедления могла стоить Рейнару всего…
– Ударим с тыла, – повторял в который раз Хельхицкий. – Авангард Хроуста окружают вагенбурги, и если мы прорвемся через них…
– Помогите мне пробраться к Хроусту! – перебил Рейнар. – Нам нужно покончить только с ним одним. Тогда войне конец.
Хельхицкий одарил его ненавидящим взглядом, таким же, как у остальных крылатых гусар. Они еще не забыли, как Рейнар на встрече с панами Митровиц заверял их в верности Хроусту. Для них тонкости его игры не имели никакого значения. Они видели перед собой человека, который совсем недавно уговаривал их встать под знамя врага, а теперь просил, чтобы они ценой своих жизней помогли снова до него добраться.
– Дурость! Почему бы тебе не наброситься на него с грифона? – сварливо спросил пан Дмитриш, глава левого фланга крылатых гусар.
– Грифон слишком заметен, они собьют его прежде, чем я успею спешиться. А среди всадников никто меня не узнает.
– А если и узнает, то что? Хроуст умрет при виде торчка-самоубийцы, который даже меча в руке не удер…
Дмитриш качнулся в седле: конец фразы утонул в скрежете металла у его уха. Голоса притихли. Взгляды метнулись от Рейнара к погнутому крылу доспеха, о который только что звякнул клинок. Никто не успел даже заметить, как Рейнар выхватил нож и метнул его в крыло, заставив Дмитриша заткнуться. Все движение заняло у него не более секунды. Он медленно опустил руку, отметив про себя, что ни единая мышца не отозвалась болью.
Довольно! Если он хочет вернуть их доверие, придется покончить с секретами.
– Свортек передал мне Дар Щита! – крикнул он, чтобы слышали все до единого. – Любые демоны против меня бессильны. Поэтому я единственный на свете, кто может одолеть Хроуста.
– Ты же… Ты… – бубнил Дмитриш, ошарашенный настолько, что забыл о погнутом крыле. – Твои руки…
– Дар Исцеления вернул мне руки. Давайте спрашивайте все что хотите – и пойдемте наконец в бой!
Им потребовалось время: слишком много скопилось вопросов к герцогу, которому они клялись в верности и который наделал столько ошибок.
– Сиротки называли тебя Истинным Королем, – Дмитриш опомнился первым. – Та история, что они рассказывали, – это правда?
– Я не знаю, меня там не было, – ответил Рейнар, ловя на себе недоуменные взгляды. – Но отец говорил, что да. А для меня это был единственный способ заставить Хроуста мне довериться.
– А внуки Редриха…
– Они ему не внуки. Тернорт и Эфола – не бастарды Зикмунда, а мои с Кришаной дети, которых король отнял у меня прежде, чем они родились.
– Ты правда сговорился тогда с Латерфольтом против короля?
– Да. Я готов был свергнуть Редриха после того, как он послал моих братьев на смерть.
– Это ты убил Златопыта?
– Да. Потому что он убил Свортека.
– Ты клянешься, что собираешься убить Хроуста?
– Да. Клянусь.
Гусары переглядывались, не зная, что делать с его прямыми ответами, на которые они, должно быть, не рассчитывали. Хельхицкий тоже мрачно молчал, а конь под ним беспокоился: барабаны Сироток гремели все ближе, всадников Митровиц от них отделял лишь пологий холм. Но недоумение оказалось сильнее страха и ярости. Интересно, что они ожидали услышать?
Рейнар ударил коня и отъехал от гусар, чтобы им было лучше его видно. Рванул поводья на себя, загарцевал и плавным движением, от которого сам пришел в восторг – последние шесть лет ему такое и не снилось, – вытянул из ножен меч. Клинок заблестел в свете тусклого утреннего солнца. Рейнар вскричал во всю мощь, так, что заслезились глаза:
