– Надеюсь, теперь ты доволен, – услышала Морра бормотание короля, когда он оказался ближе. Надгробие было невысоким, и, обернись Редрих, он увидел бы их макушки. Но король шел, низко опустив голову, а его рыцари и гвардейцы выстроились полукругом у ворот. – Ну, что ты молчишь? Я слышал тебя! «Я клянусь тебе, Редрих из рода герцогов Хасгута, как кьенгар…» Помнишь тот день?
Морре удалось рассмотреть грифона: его крыло было сломано, в нем недоставало половины перьев. Вот почему Редрих пришел сюда, в костницу! Такеш улетел, Гарл ранен и не смог даже взлететь, а что с третьим грифоном, она не знала. Но ясно было как день: костница осталась для короля единственным шансом на спасение, и ничто – ни хрипы зверя, ни шум битвы в отдалении, ни встревоженные голоса – его больше не волновало.
У самой лестницы Редрих остановился, прервав свое безумное бормотание, и поднял голову. Правая рука отпустила левую, и король задумчиво почесал бороду, глядя на разбитые двери, осколки камней и разрушенные статуи. Затем он наклонился и поднял что-то с земли.
– Свортек! – произнес он громко, не тем голосом, каким говорил сам с собой. – Покажись, друг мой! Я знаю, что ты здесь.
Рыцари и гвардейцы встрепенулись и бросились к королю, но тот с досадой замахал на них рукой, в которой сжимал маховое перо Такеша.
– Вряд ли ты улетел на грифоне, которого мы видели, подъезжая сюда. На нем были другие всадники. Я чувствую тебя. Ты здесь…
– Ваше величество, – подал голос кто-то из рыцарей, – пойдемте скорее!
Он хотел было схватить короля за левую руку – так велико было его отчаяние при виде того, как тот медлит, – но наткнулся на пустоту под локтем. Редрих рассеянно усмехнулся, бродя вдоль могил. Солнце клонилось к закату, тени уже потемнели, а Шарка прибавляла им густоты, укутывая себя и Морру во мрак. Морра вжималась в камень, словно пытаясь срастись с ним, и больше не видела Редриха, хотя слышала его шаги сквозь прочий шум. Все ближе, ближе…
– Ладно, – сказал наконец король, и шаги начали отдаляться. – Пойдемте. Мне показалось.
Морра осторожно выглянула из-за надгробия – и в тот же миг оно разлетелось на куски. Ее с Шаркой раскидало в разные стороны. Морра попыталась было встать, но обнаружила, что ее левая нога онемела: из бедра, прошив его насквозь, торчало острие пики из кладбищенской ограды.
Стало темно: демоны заполонили все пространство. Черные псы, как рой, сдерживали черно-золотые плети – видимо, Редрих так и не выбрал форму своему Дару. Шарка уже поднялась на ноги и, вытянув руки в сторону короля, сдерживала атаку. Его отряд застыл в ужасе и бессилии, и Морра вдруг осознала, что сил Шарки хватает, чтобы разрезать их латы, как масло. Не как в Таворе, когда она даже тонкую цепь не могла перерубить…
– У нее что, тоже Щит? – услышала она чей-то вопль, перешедший в предсмертный вой. В обрывках мрака Морре удалось на миг увидеть лицо Редриха, перекошенное от ужаса при мысли, что Рейнар успел передать Шарке Дар, о котором он все это время не догадывался.
– У меня Щит! – закричала Шарка, словно прочитав ее мысли.
– Бегите, ваше величество! – Верные люди короля сомкнули ряды, выставили вперед мечи и принялись наступать на Шарку. Золото-черные вихри ослабли, Морра увидела спину короля, несущегося ко входу в костницу. Он успевал лишь оглядываться, чтобы послать новую неуклюжую атаку и не дать Шарке опомниться.
– Он бежит, Шарка! – крикнула Морра, и крик разбудил адскую боль, разлившуюся в ее плоти. Шарка проследила за ее взглядом. Промедление стоило ей драгоценного времени, и Дар Редриха хлестнул ее по лицу, рассек щеку, но девушка не теряла короля из виду.
Демоны рассыпались – и грянул взрыв. Костница сотряслась, резной шпиль медленно, словно лениво, обрушился в облако пыли, поднятой взрывом, а затем все утонуло во мгле. Морра чувствовала, как Шарка поднимает ее. Затем пришла новая вспышка боли, затмившая собой крики и грохот осыпающихся камней. Интересно, Рейнару было так же больно?
Шарка тащила ее прочь от кладбища, где задыхались в пыли выжившие рыцари. Редриха Морра нигде не видела, перед ее глазами по-прежнему танцевали размытые кляксы. Она вообще ничего не видела четко, кроме длинного веснушчатого лица Шарки. Рана тянулась от края рта к глазу, и теперь казалось, что Шарка глумливо ухмыляется, как не ухмылялась никогда.
Морра вцепилась в рыжие волосы – она не хотела делать Шарке больно, но руки слушались плохо, – и прохрипела:
– Площадь там, откуда они выехали, за ней – мост. За мостом начинается Нижний город. После оборонной башни спустишься по правой лестнице и…
– Заткнись! – прорычала Шарка и подставила ей плечо. Она уже успела вытащить Морру с кладбища. Оглушенные воины Редриха не стали их преследовать – а может, Шарке удалось и их превратить в пыль вместе с королем? Чувствовалось, что она бредет из последних сил. Сделав усилие, Морра вырвалась из ее рук и упала на брусчатку.
– Я с тобой не смогу. – Она говорила спокойно, словно пыталась вразумить ребенка. – Беги, пока он не опомнился.
– Морра! – Визг Шарки резанул по ушам, в которых еще гремело эхо взрыва. Она снова схватила Морру за руку. Забавно, обычно это она тащила Шарку за собой, а теперь…
Небо было чистым, ярким, без единого облака. «Дурацкое небо, – подумала Морра, – почему ты веселое? Разве такое небо должно быть у этого уродливого, жестокого мира?»
– Ты должна выжить. Ты и твой ребенок! Из всех нас ты одна это заслужила.
– Морра, ты… совсем как Рейнар… Перестань!
Значит, он успел ей что-то сказать, умер не мгновенно. О, как ей хотелось спросить, что еще он говорил! Уж сейчас Шарка не станет юлить. Но мешала чудовищная усталость от боли, горечи – и от себя самой.
– Морра!
Крик утонул во тьме: Шарка успела создать лишь ком без конечностей и даже головы, когда в него врезался черно-золотой вихрь. Он отделил ее от Морры – под его натиском Шарке только и оставалось, что отбиваться, отступая все дальше. У Морры никакого оружия не было, и она лишь наблюдала, как Дар Редриха поднимается над ней, словно распрямляется человек. Из мрака протянулись длинные руки, показалась голова в обрамлении прямых волос, и вспыхнули жемчужные глаза, пустые и фальшивые, почти как у того, чей образ Редрих позаимствовал для демона.
Память у короля оказалась не хуже, чем у Хроуста. Редрих сумел повторить каждую морщину, изгиб острых скул и бровей. Свортек присел напротив Морры; казалось, в любое мгновение его губы разомкнутся, чтобы сказать… Что? «Моя девочка», – последнее, что она от него услышала на Изнанке, когда он поцеловал ее в лоб, чтобы затем показать, как обманывал ее всю жизнь. Редрих этого знать не мог, да и голоса у демонов не было. Но этой издевки было достаточно
– Кончай это! – взревела Морра. Короля она не видела, но знала, что он рядом, наслаждается своим спектаклем, жертвуя драгоценным временем. – Зачем ты это делаешь?
Шарка пыталась пробиться ближе, но новый вихрь Редриха удерживал ее на месте, не давая приблизиться.
