Спрятав пистолет в кармане брюк, Ковальский махнул Ряховскому, и все пятеро прошли через дверь, за которой оказалась небольшая служебная лестница. Старый федерал захлопнул за собой створку и вместе со всеми стал быстро спускаться вниз. Он одобрительно похлопал подчинённого по плечу. Ратцингер недоуменно смотрел на здоровяка.
– Вас этому в вашей чёртовой академии учат?! – воскликнул он вполголоса, стараясь не оступиться на лестнице и одновременно не отстать от остальных.
– Нас учат дезинформировать противника путём уловок, – самоуверенно ответил Ковальский.
– И что это за уловка такая?!
Они оказались на площадке этажом ниже перед очередной запертой дверью. Пока Марго отпирала её картой доступа, Ковальский развернулся к немцу и, грозно нависнув над ним своей мощной фигурой, пояснил:
– Уловка очень простая. Теперь они думают, что мы всё ещё в библиотеке и будем отбиваться. Арабы поиграют в солдатиков какое-то время, прежде чем сообразят, что нас там нет.
– Они приведут того парня, Юсуфа, в чувство, и тогда он весьма скоро обнаружит пропажу карты. И ещё опознает вдобавок, выдаст наши приметы. Тогда нам уже ничто не поможет.
– Поэтому не надо тормозить, господин Ратцингер, – не растерялся Ковальский. – Часики тикают. Если не успеем, ловушка захлопнется.
Ловушка, которую вы же сами на себя и поставили.
– Скорее! Путь открыт! – позвала Марго, и беглецы выскользнули обратно в выставочные залы музея.
Глава 87
Штефан Ратцингер вместе со своими спутниками шагал по коридорам Египетского музея в направлении к главному входу. Ему стоило немалых трудов унять внутреннюю дрожь, выровнять дыхание и придать походке уверенный и спокойный вид. Мимо него толпами проходили туристы, спешившие эвакуироваться. Высоко под потолком надрывалась сирена.
Стрельба в одном из самых знаменитых и притом недооценённых музеев мира. Каирский музей был известен среди египтологов, но едва ли мог тягаться по славе с Лувром или музеем Гугенхайма в Нью-Йорке. Вряд ли об этой новости напишут на первых полосах ведущие мировые газеты.
Всеми силами Ратцингер старался не думать о том, что они слишком крупно наследили. Что федералы из Москвы могут выследить и поймать их. Не дать найти Омбос.
Времени у нас даже меньше, чем мы думаем.
Немец снова вернулся к тексту послания сеттитов из храма.
След к злу или добру…
Что бы это вообще значило?
Светило укрывает…
Странное сравнение.
Ему захотелось снова изучить фото и проверить правильность перевода Марго. В точности первых двух строк он сомневался. Ведь немец едва успел их прочесть. Зато Маргарита, пускай и опередила его, тем самым спасла их всех.
Допустим, что-то, именуемое «следом к злу или добру» всё-таки укрывает светило…
Египетская религия была одной из первых в своём роде так называемых религий спасения. В подобных верованиях центральное место занимала идея о спасении души человека ради райского существования после смерти. Египтяне первыми сформулировали простую жизненную доктрину: живи добродетелями и получишь вечную жизнь за гробом. В противном случае, если умерший грешил и нарушал законы, именовавшиеся «словом Маат», человека ждало небытие.
Судьбу усопшего после смерти, как и у христиан, решали на суде. Только если последователи Христа ждут Страшного суда последние две тысячи лет, то египтяне получали его сразу после прохождения двенадцати врат в царстве мёртвых, где их подвергали различным испытаниям и загадывали хитроумные загадки. Знаменитая «Книга мёртвых», по сути, и являлась сборником советов, как преодолеть испытания стража каждых из двенадцати врат, чтобы попасть на финальный суд Осириса.
На ум сразу пришла жутковатая аналогия с теми загадками и испытаниями, что им самим сейчас приходилось проходить.
Словно мы сами отправляемся на тот свет, в египетскую преисподнюю.
Владыка Царства мёртвых при содействии бога-проводника Анубиса взвешивал сердце умершего – единственный орган, который оставляли в теле мумии – на специальных весах. В противовес ему на другую чашу клали перо богини Маат, олицетворявшей истину и порядок. У человека, жившего по всем правилам законности и добродетели, сердце было таким же лёгким, как перо, и душа его получала место в райских полях Иалу. А вот у грешника сердце, отягчённое пороком, было тяжёлым, и тогда его отдавали на съедение Амт, чудищу с телом льва и головой крокодила. Поскольку именно сердце являлось, согласно представлениям египтян, вместилищем души, то покойник без сердца становился автоматически обречённым на вечные страдания.
Пятеро беглецов шагали из одного зала в другой, пока Ратцингер лихорадочно прогонял все известные ему факты о мифологии Египта в голове. Он вернулся к посланию из Нагады.
Светило укрывает… Как оно вообще может что-то укрывать, если оно светит, прогоняя прочь все тени?
Когда они миновали один из залов, Ратцингер задумчиво поднял взгляд перед собой и остановился как вкопанный. Увиденное поначалу ужаснуло его. Все прошлые размышления мгновенно улетучились из головы немца. И только тогда он понял, что тревога была ложной.
Перед Ратцингером стояла небольшая, около полутора метров в высоту, статуя Сета в более традиционном изображении, нежели увиденное ими в святилище сеттитов. Загнутая вниз вытянутая морда. Длинные, напоминающие ослиные, уши. Глаза, чем-то похожие на азиатские. Бог стоял, выставив одну ногу вперёд, облачённый лишь в набедренную повязку до колена, или шеньдит. В левой руке он держал Анкх, символ вечной жизни, правая была поднята в благословляющем жесте.
Но это была вовсе не одиночная статуя, а целая скульптурная композиция. Прямо перед Сетом, левым боком к богу хаоса и разрушения, стоял фараон в той же позе и том же одеянии, но с короной обеих земель на голове. С противоположной стороны симметрично Сету стоял сокологоловый Гор, бог небес.
Немец немного напряг память и вспомнил название статуи. «Гор и Сет коронуют фараона Рамзеса III». Два бога в данном ансамбле олицетворяли два Египта: Сет – Верхний, традиционно принадлежавший ему, край пустыни и засухи, Гор – Нижний, райский сад в долине Нила. Оба бога благословляли фараона на царствование, с гордостью нарекая его правителем объединённого Египта.
Ратцингер уже было собрался двинуться дальше за остальными, но тут его как осенило.
– Постойте! – позвал он.
Два федерала и девушки остановились. Ковальский, раздражённо пожав плечами, подошёл к немцу.
– Я вам разве неясно объяснил? У нас нет времени!
– Если это поможет расшифровать подсказку сеттитов, то можно на минутку и задержаться, – ответил Ратцингер, не сводя глаз со скульптурной композиции.
– И чем же это нам поможет? – процедил федерал сквозь зубы. – Вам своя шкура не мила?
