– То есть ты хочешь сказать, что можешь дать мне песенную карту Цитадели?
Бенджи улыбнулся:
– В этом нет необходимости, но если ты хочешь… Сначала расскажи мне все, что тебе известно.
– В Каркасоне, в пятнадцатом веке, – прошептала Брисеида, позволив словам вырваться из ее уст прежде, чем она действительно успела обдумать свой поступок.
Бенджи откинулся в кресле, пытаясь осмыслить полученную информацию.
– Ну… Я уже знал о путешествиях, но услышать, как об этом говоришь ты… Как все проходит?
– Неплохо. Относительно похоже на нижний город Цитадели. Но с запахами в придачу. Не могу сказать, что пахнет приятно.
Бенджи рассмеялся:
– Как бы я хотел увидеть все своими глазами! Что ты узнала о химерах и Цитадели?
Бенджи умел слушать, и в результате всегда можно было много чего сказать. Вскоре Брисеида поняла, что объясняет свои открытия более подробно, чем ей хотелось бы. Она рассказала о своих китайских приключениях с ци, картиной, драконом, архетипами. Затем она рассказала ему о письмоносце и Площади Времени. Затем она поведала ему о статуях в соборе Каркасона, о ревунах и эфемерных появлениях маленьких существ. Она рассказала ему легенду о Мрачном короле, которого, как думали некоторые люди, можно победить, отправившись охотиться на вуивра. Но прежде всего она настаивала на одержимости людей дьяволом и падением, высшей карой, существованием Уст адовых и Оно, существом, состоящим из чистого страха.
– Я не удивлюсь, если все это было срежиссировано Цитаделью. Страх – его главное оружие, причем так было еще задолго до появления химер. Просто вспомни, как здесь поддерживается порядок.
– Я знаю, я все еще помню об этом, – с содроганием заметила Брисеида.
– В Цитадели знают, что только через страх можно эффективно руководить.
Она отстранилась. Бенджи одобрял действия Цитадели?
– Я поищу, что можно узнать об Оно и легенде о Мрачном короле, и спрошу Рауля, что он знает о наказаниях в Цитадели, – продолжал Бенджи, не замечая беспокойства Брисеиды. – Рауля не выбрали в качестве Альфы, но он все еще на четвертом месяце, поэтому может помочь мне лучше понять эту историю о падении. С другой стороны, я могу сразу сказать, что ничего не найду о поимке химер. Я думаю, что это один из самых охраняемых секретов, не считая Великой тайны. Любого, кто осмелится заговорить об этом с младшими учениками, немедленно отправляют на периферию.
– Не мог бы ты проверить, кто входит в состав Элиты в 1450 году в Каркасоне?
– По Европе, наверное, получится найти, если ты назовешь конкретные имена… Но я не уверен, что это сработает, кажется, что вокруг студентов особая охрана. Я проверю.
– Например, Теобальд Эбрар и Уголин…
Брисеида почувствовала, как дрожит ее рука, а вместе с ней и круглая комната. Волна гнева пронеслась по ней, когда она обнаружила, что вместо Бенджи к ней склонился Леонель. Он тряс ее за руку, в другой руке у него был половник.
– Ты не хочешь супа? Тебе нужно немного поесть, твой блокнот может подождать.
Он говорил громко, чтобы его было слышно в переполненном зале для паломников. Снаружи наступила ночь. Брисеида взяла себя в руки и протянула свою тарелку, будто ничего не произошло. Ошеломленные Лиз и Эней смотрели на нее.
– Ты никогда не исправишься, Брисеида, – улыбнулась Лиз. – Ты вообще слышала, что мы только что сказали о песенной карте? Никто никогда не слышал об этом здесь. А как насчет одинаковых картин, которые висят повсюду? Да ладно, не напрягайся, я же шучу. Мы ничего не нашли, и никто ничего не смог нам сказать. Итак, как прошли ваши с Энндалом опыты?
Брисеида встретила взгляд Энндала. Что он мог сказать? Он выглядел напряженным. Наверное, он надеялся на какой-то конкретный ответ от нее…
– Как сказал Энндал, в его мире содержание легенды конкретно для каждой местности. Чтобы получить больше результатов, придется поговорить с местными жителями.
Менг и Оанко, казалось, ждали следующего шага. Но взгляд Лиз блуждал от Энндала к Брисеиде. В ее глазах появился блеск.
– Это правда, – резко признала она, – это единственная связь, которой нам не хватает. Все, что нам нужно сделать, – это пойти в дом Кассандры, и она согласится нам помочь. Что ты думаешь, Энндал? По крайней мере, она не будет называть нас эротиками. Ой, то есть еретиками.
Энндал начал рассеянно тереть стол ладонью.
– Не принято донимать даму в трауре. Кто-нибудь хочет пива? Пойду поищу.
– Что с ним? – спросил Эней, как только рыцарь ушел. – Он ведет себя странно со вчерашнего дня, вам не кажется?
– Трудно вернуться в свое собственное время, – сказал Менг. – Очень сложно.
Лиз отмахнулась от его замечания раздраженным жестом:
– Он влюблен – вот что с ним. И если вам интересно мое мнение, то Кассандра тоже.
– Он намного старше ее, и они почти не знают друг друга! – удивился Леонель.
– А ты никогда не слышал о любви с первого взгляда? Это же так романтично, честное слово!
– Ты думаешь, что она влюбилась в незнакомца в день похорон мужа и что мне не хватает романтики?
– Значит, она его не любит.
– Это сказал Теобальд.
– Когда вы разговаривали с Теобальдом? – поинтересовалась Брисеида.
– Только что. Я уже говорила, но ты не слушала.
– Да, да… Вы побывали в тех местах, где погибли три человека, и обнаружили, что…
– Что население здесь довольно впечатлительное, – добавил Леонель. – Да ладно, мы не виним тебя, если ты не слушала, значит, было не очень интересно.
– А давайте взглянем, что написано на его кулоне. Энндал!
Лиз воскликнула, увидев, что он вернулся с кувшином в руке.
– Если хочешь, Брисеида поможет тебе расшифровать, что написано в кулоне Кассандры?
– Я тоже могу помочь, я умею читать по-французски, – добавил Леонель, – я же тоже француз.
– Но… Нет, ты немец, – с удивлением поправила его Брисеида.
– Француз, – сказал Леонель, глядя ей прямо в глаза. Брисеида предпочла не настаивать.
– Кстати, о расшифровке, – продолжила она, чувствуя, что Энндал не хочет слушать, как она читает вслух послание из кулона, – я чуть не забыла сказать вам: ко мне снова приходил письмоносец.
– Письмоносец… здесь? – воскликнула Лиз. – Нет! Но как?
– Он пришел, взял мое старое письмо, дал мне новое и ушел, вот так… Снова письмо моего отца, но на этот раз в конверте, и это перечеркнутое несколько раз предложение. Письмоносец сказал, что мое будущее «я» послало его мне, чтобы дать подсказку. Другого объяснения у него не было.
