Брисеида принялась за дело со всей решительностью. Она рисовала сморщенных, тучных, скрюченных драконов до глубокой ночи. Она заполняла новые страницы, пока Бай рисовал рядом с ней, пока она больше не могла поднять руку и чувствовала только боль в плече. Когда Бай наконец-то забрал кисть из ее рук, его лицо было совершенно безразличным.
– Ты далека от истины, – сказал он. – Завтра начнешь снова.
– Далека? – разочарованно протянула девушка. – Насколько далека? Я надеялась быстро научиться…
– Завтра ты пойдешь на рынок и будешь наблюдать. Ты будешь пытаться уловить энергию существ и событий и черпать из них вдохновение для своих драконов. Будь внимательна. Суть жизни спрятана. Она скрыта в деталях. В отражении всех и всего.
– В отражении всех и всего, да… – вздохнула Брисеида, уже потерпев поражение. – Мне запрещено покидать территорию дома.
– Насколько я знаю, этот дом не является тюрьмой, у входа нет вооруженной охраны. По крайней мере, не тогда, когда мой дорогой брат отсутствует.
– Если я не приду в библиотеку, об этом узнают другие. Как я могу объяснить причину своего отсутствия?
– Это не моя проблема. Если хочешь учиться, то ищи пути решения. А теперь уходи, я хочу спать.
Брисеида молча поднялась.
– Бай? – сказала она, обернувшись на пороге. – Как я узнаю, что готова?
– Ты узнаешь, – сказал он, не удосужившись даже взглянуть на нее.
На следующее утро Брисеида предпочла сбежать, ничего не сказав. Она не хотела рисковать, чтобы ей запретили исследовать местность. Нет, она собиралась оставаться на улице весь день, чтобы извлечь максимум пользы, а когда придет время идти домой, она что-нибудь придумает. Брисеида не могла написать им записку. Девушка оставила им нарисованное послание, которое, как она надеялась, будет понятным: ее имя, за которым шел маленький человечек, а затем большой палец вверх и улыбающееся лицо. Леонель и Лиз, по крайней мере, должны понять. Она положила записку на подушку.
Бай указал ей на рынок, расположенный в конце улицы, на западе. Сильное чувство свободы охватило ее, когда она проходила под двадцатью разноцветными флагами у входа в поместье. Она радостно скользила между каретами и телегами, одетая в простое платье, чтобы остаться незамеченной, и через шесть перекрестков добралась до входа в большой квартал, обнесенный стеной. Вдоль главной аллеи яблони простирали свои ветви к прохожим. Брисеида воспользовалась случаем, чтобы набить свою сумку на весь день. Она перешла по деревянному мосту через ров, вырытый вокруг обнесенного стеной квартала, взяла свою кисть, склянку с тушью, немного бумаги и пошла на рынок.
Вход в каждый из параллельных проходов был обозначен большими деревянными табличками с рисунком, указывающим на его направленность. Мясо, овощи, изделия из кожи, седельные изделия, весы и меры, ткани, гончарные изделия, товары из железа…
Брисеида изучала лица прогуливающихся людей, их жесты, детали одежды, предметы, архитектуру. Время от времени она замечала фантастический элемент на рыночном полотне: дракона, вышитого на платье, статуэтки, закрепленной на краю крыши, восхитительное существо, нарисованное на каком-нибудь веере или зонтике. Затем она держала кисть над бумагой, глядя на создание, и наносила несколько штрихов.
Рисовать в толпе оказалось не так просто, как она себе представляла: люди, спешащие, занятые, застрявшие между проходами, постоянно толкали ее. Чернила вытекали из чернильницы, пачкая платья прохожих.
– Мне очень жаль, – извинялась Брисеида, получая укоризненные взгляды и тирады упреков.
– Что ты здесь делаешь со своей кистью? – спросил торговец пряностями. – Ты выбрала странное место для написания стихов, тебе не кажется? Убирай свое снаряжение, пока кто-нибудь не разозлился!
Брисеида не сдавалась. Она нашла более тихое место и провела много часов у пруда, под ивой, наблюдая за отражением прохожих в воде. Она съела три яблока и снова отправилась в путь, держа в руке кисть, в поисках малейшей зацепки. Постепенно ее страницы заполнялись черными пятнами. Она очень надеялась, что Бай найдет в них таинственное продолжение, так как сама уже отчаялась что-то понять. Возле лавки со щетками и вениками она услышала разговор о призраке, который, по словам торговца, наводил ужас на жителей целого квартала. Купец запнулся, встретив взгляд Брисеиды, открывшей рот, и разразился смехом.
– Вас заинтересовали истории о привидениях? – весело спросил он.
Она молча кивнула. Торговцу только это и было нужно, ведь ему, казалось, больше нечего было делать, кроме как рассказывать одну и ту же историю каждому прохожему. Призрак был маленькой девочкой с золотой вуалью на голове. Она появлялась на перекрестках и смотрела своими тусклыми молочными глазами на прохожих, которые осмеливались подойти к ней. Некоторые были вынуждены делать большой крюк, чтобы добраться до дома, или рисковать тем, что из них высосут душу. Жители района часто жаловались на ее присутствие. Из-за нее они теряли много времени и часто сталкивались с имперской стражей, потому что не могли попасть домой до комендантского часа. Брисеида решила нарисовать ее. Купец оценил такое решение, и он призвал других рассказать девушке свои истории. Одна женщина подробно рассказала о своей встрече с духом воды, который предложил ей первую партию картофеля, чтобы та начала собственное дело. Затем Брисеиду отправили проверить историю коллеги, чья дочь подружилась с волшебным карпом. Трактирщик клялся, что его на пороге дома несколько дней держала в плену злая лиса, которая переоделась в прекрасную девушку, чтобы соблазнить его, а цветочник уверял, что каждое утро видит духов, раскрывающих лепестки цветов, которые он намеревался сорвать. Вскоре Брисеида перестала рисовать эти сюжеты. Она собрала больше показаний, чем могла себе представить. В конце концов, поместье генерала Чу стало единственным местом в Чанъане, где встреча с химерами считалась паранормальным явлением.
– А вы слышали о говорящей статуе? – спросил молодой парень, потянув ее за рукав.
Он подвел ее к иве, где она сидела несколько часов назад, и показал ей маленького резного деревянного монаха, который тряс своей рукой, чтобы привлечь внимание. Ребенок бросил монету в чашу, выставленную вперед, чаша поднялась к зияющему рту статуэтки, и монета со звоном упала в ее живот.
– Сшшиа, сшшиа, – пропищал деревянный рот, и ребенок убежал, громко визжа, одновременно от ужаса и восторга.
Брисеида внимательно осмотрела рот монаха, поражаясь, что такое творение возможно в восьмом веке. Затем ее внимание привлекли восклицания.
Возле плакучей ивы развернулось небольшое представление: пять обезьян, собравшихся вокруг своего дрессировщика, привлекли толпу. Брисеида подошла к ним. Обезьяны с чашками в руках пошатывались, пили и падали на землю, как это делали лошади в императорском парке, а их дрессировщик кричал:
