Протянув руки, она медленно двинулась вперед и вскоре нашла его распростертым на полу, он обхватил голову руками. У ее ног по всему коридору, как на полу, так и на стенах и потолке, тянулась невысокая перегородка высотой пятьдесят сантиметров.
– Чертовы «окна», – прорычал он, – я совсем забыл про них…
Брисеида рассмеялась:
– Молодец! Теперь поймешь, что нельзя смеяться надо мной!
– Если бы мне в руки попал тот, кто придумал установить их…
– Мы здесь только гости, – напомнила ему Брисеида, вспомнив объяснение педагога Дона Каллиса. – «Окна» символически защищают Цитадель от чрезмерно любопытных посетителей. Физически, похоже, тоже.
– Все это ерунда, чтобы отговорить нас от возвращения того, что принадлежит нам по праву! – твердо сказал Бенджи, вставая. – Это наш дом. В этих стенах не скрыта ни одна тайна, которую мы не заслуживаем знать!
– У тебя хорошо получается жаловаться на Цитадель, хотя ты поступаешь со мной точно так же.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты тоже многое от меня скрываешь… Ты никогда не говоришь мне, что думаешь на самом деле.
– Что? Я только и делаю, что рассказываю все, что известно мне самому!
– Я хочу сказать, – продолжила Брисеида, – что ты скрываешь истинную причину, по которой привел меня сюда. У тебя, должно быть, есть план, и не надо рассказывать мне сказки. Ты не будешь тратить свое драгоценное время на то, чтобы прогуляться с девушкой, пока не раскрыл настоящую тайну Цитадели. Я права?
Бенджи не спеша, таинственно изучал ее, прежде чем ответить:
– Да, ты права.
– Замечательно! – сказала Брисеида, удивленная его откровенностью. – Что?
Он медлил.
– Ладно. Я буду честен с тобой, если и ты будешь честна со мной.
– То есть?
– Прежде чем принять мое предложение, ты увидела что-то еще, кроме херувимов, иначе ты никогда не пришла бы ко мне. Поначалу я тебе тоже не очень нравился. Я прав? Так что же ты увидела?
– Я…
Бенджи скрестил руки на груди, решив оставаться на месте, пока не получит ответ, который его удовлетворит.
– Все началось с глупого сна, который приснился мне в первый день, – пробормотала, почти извиняясь, она.
– Основной предмет обучения в Цитадели – человеческий разум, который генерирует сны не реже чем идеи, – оборвал он ее. – В снах нет ничего глупого. На самом деле к ним слишком часто относятся легкомысленно.
– Мы говорили о том, что наши часы остановились, и во сне мне приснилось солнце с часами на спине, оно убегало от темных всадников. Потом, когда Кристоф начал изучать положение солнца, я начала видеть, как стрелки двигаются в отражении…
Она подняла глаза на Бенджи. Он все еще пристально изучал ее.
– Но это, должно быть, была простая оптическая иллюзия, – поправила она себя.
– Простая иллюзия? Цитадель – мастерица иллюзий! Ничто здесь не является простой иллюзией! Настоящая проблема заключается в том, чтобы понять, что именно Цитадель пытается скрыть своими иллюзиями. А теперь подумай: на какие еще иллюзии ты поддалась, когда прибыла сюда?
– Я думала, что очнулась в больнице Альфреда Рише. Все эти коридоры выглядели так…
– И ты пешком добралась до Цитадели, где сейчас живешь, – согласился Бенджи. – Хотя твоя логика говорила тебе, что тебя перенесли сюда без сознания. Ты думаешь о том, что ты попала сюда по собственной воле, поскольку пришла сюда сама. Все, что нужно было сделать, – это развернуться и пойти обратно по тому пути, по которому шла…
– Я пыталась, но у меня не получилось! У меня плохо развито чувство направления… Мог ли ты меня туда провести? Я бы очень хотела задать больше вопросов проводнику, который был там, когда я проснулась…
– Нет, поговорить не получится. И потом будет только хуже. Проводник, как и коридоры, является частью иллюзии. Они существуют только для того, чтобы отвлечь тебя, отвлечь твое внимание от того, что действительно важно. Больница Альфреда Рише, говоришь? Хорошо. Пошли.
К удивлению Брисеиды, Бенджи начал изучать камни в окне, бегая по коридору и считая на пальцах. Затем закрыл глаза, глубоко вздохнул и покачал головой, словно напевая детский стишок. Наконец он открыл глаза и, беззвучно шевеля губами, вышел из узкого прохода, ритмично ступая по полу на каждом третьем шаге. Он продолжал свой путь, время от времени делая шаг в сторону или два назад, а Брисеида шла за ним по пятам.
– Что ты делаешь? – пробормотала она через некоторое время, увидев, как он несколько раз поворачивается на девяносто градусов на перекрестке двух коридоров, а затем продолжает идти тем же ритмичным шагом.
Бенджи взмахом руки заставил ее замолчать, он был слишком сосредоточен, чтобы ответить. Они шли еще десять минут, и Бенджи не сказал ей ни слова. Затем он внезапно остановился и повернулся к ней, улыбаясь:
– Вот!
Учитывая предыдущий опыт общения с Бенджи, Брисеида предпочла потратить время на изучение места. Вскоре она поняла, на что он показывал: справа от нее висел холст, а с холста пронзительно смотрели глубокие черные глаза мужчины лет пятидесяти. Она икнула от удивления. Это был тот самый мрачный взгляд, который вызывал у нее дрожь каждый раз, когда она навещала свою маму на работе. Даже без маленькой золотой таблички, привинченной к резной раме, Брисеида без труда узнала бы портрет выдающегося врача Альфреда Рише.
– Как тебе…
– Карта, – ответил Бенджи, гордясь собой.
– Но… Я не видела, чтобы ты доставал карту…
– А это не совсем обычная карта.
Он взмахнул рукой в воздухе, а затем повторил бесстрастным тоном:
– Понимаешь, я не думаю, что ты случайно потеряла сознание в той больнице. Больница стала точкой объединения. Я проверял: каждый раз одно и то же, по крайней мере один элемент места, которое мы последним помним, находится здесь. Не сваленный в кучу среди тысяч произведений искусства всех видов, а выставленный на всеобщее обозрение в одном из коридоров безопасной зоны Цитадели. Именно это она пытается скрыть от нас, строя целые декорации по ту сторону дверей. Мы прибываем не из окрестностей Цитадели.
– Ты думаешь, что эти предметы обозначают вход в тайные проходы? – спросила она неуверенно. – Ты думаешь, за этой картиной что-то скрывается?
Бенджи пожал плечами и улыбнулся:
– Я уже пытался говорить: «Сезам, откройся», но ничего не вышло. Если у тебя есть другие идеи, вперед, не стесняйся.
Брисеида просунула руку за раму. Стена была гладкой. Она погладила пальцем грубый холст. Альфред Рише не шелохнулся, его взгляд был неподвижным, обвиняющим. Она убрала руку.
– Это все равно не объясняет, почему ты тратишь свое время, разгуливая со мной.
