Мария бросила на нее недовольный взгляд.
– Она хочет, чтобы вы хранили кулон всегда, – перевела женщина, – и прежде всего Мария хочет, чтобы вы не отдавали его никому и ни при каких обстоятельствах. Она говорит, что человек, который подарил его вам, должно быть, очень любил вас, и было бы несправедливо разочаровать его.
– Он был бродягой. Прежде мы с ним никогда не виделись.
– Кем бы он ни был, вы не должны расставаться с таким прекрасным подарком! Она также говорит, что вы должны наполнить его энергией. Камень потерял свой блеск.
– Наполнить его энергией? И как же я могу это сделать?
Лицо старушки засияло.
– Просто нужно положить его на солнце и оставить на целый день, – перевела девушка.
– Она так сказала?
– Она так сказала.
– И как мне это сделать?
Мария жестикулировала, кричала и снова бормотала. Молодая женщина перевела:
– Все возможно, если вы действительно этого хотите. Если вы оставите кулон у нее на несколько часов, Мария сможет вам помочь. Но она не может делать это каждый раз.
– В таком случае я спасена…
Старушка ушла без своего ловца снов, но с кулоном Брисеиды, надежно зажатым в ладони. Брисеида сомневалась, что когда-нибудь снова увидит оранжевый камень, но ей было все равно. Белая льняная рубашка и брюки лежали у изножья кровати. Ее одежда, пропитанная пылью и потом, прилипла к коже. Девушка засунула свой сверток с вещами в сумку, ополоснула тело водой, быстро надела свой новый наряд и вышла из хижины.
Между глиняными и соломенными хижинами горело несколько костров. Огромные языки пламени взмывали в звездное небо. Брисеида заметила Лиз и Энндала, сидящих со стариком и еще четырьмя людьми, одетыми в белое. Лиз, единственная женщина в группе, поприветствовала ее широкой улыбкой, пододвинувшись, чтобы освободить для Брисеиды место.
– И вот она нашла нас! Хотя, надо сказать, мы не особо прятались. Как спалось?
Брисеида кивнула в знак согласия, ответила на приветствия остальных и села по-турецки.
– Как чувствуешь себя? – спросил старик.
– Отлично, спасибо.
– Сон – лучшее лекарство.
– И выглядишь ты теперь гораздо лучше, – прокомментировал один из двух молодых людей, сидящих слева, у него единственного были короткие волосы.
Он приветливо улыбнулся ей. Однако в его взгляде не было той же теплоты. Его зеленые глаза смотрели на нее так, словно он пытался пробить ее маску. Густые черные брови и впалые щеки добавляли иронии в выражение его лица.
– Я слышал, ты видела, как мы въезжали в Цитадель, похожие на темных всадников с мечами. Это правда?
Брисеида молча кивнула.
– Я видел, как люди бежали перед нами и кричали, словно в аду. Но мне все еще трудно поверить, что все это дело рук крепости…
– Мне тоже.
На этот раз улыбка молодого человека озарила его глаза.
– Так что мы оба оказались в проигрыше.
– Ты дрожишь, Брисеида, замерзла, – заметил один из мужчин, сидевших по другую сторону огня, азиат лет шестидесяти. – Леонель, сходи за одеялами.
Молодой человек с впалыми щеками отвел взгляд от Брисеиды и уставился на говорившего, его челюсти сжались.
– Ты мне не указ, старик.
– Женщины замерзли, – авторитетно ответил азиат.
Энндал положил руку ему на плечо:
– Менг Чу, прошу…
– Оба – военные, – шепнула Лиз на ухо Брисеиды, пока над костром разгоралась перепалка между Менг Чу и Леонелем. – Генерал и мятежный солдат – недурная смесь…
– Мне не так уж холодно, – отважилась сказать Брисеида, – я обойдусь без…
– Эней, принеси одеяла, – сказал Менг Чу. Молодой человек, сидевший рядом с Леонелем, отличался мускулистой фигурой, что гораздо больше соответствовало представлениям Брисеиды о солдате. Он незаметно кивнул и послушно встал, решив воспользоваться тем, что его светлые волосы упали на глаза, дабы не встречаться со встревоженным взглядом Леонеля.
– Ты, наверное, голодна, – заметил старик, улыбаясь Брисеиде поверх пламени. – Оанко?
– М-м-м? Ах да, должно быть готово, – сказал последний мужчина в группе, вставая.
На очень тусклом лице едва заметны небольшие морщинки в уголках глаз. Должно быть, он был одного возраста с Энндалом. Он собрал рукой роскошные, идеально гладкие черные волосы, доходившие ему до груди, и взглянул на маленький котелок, висевший над огнем. Однако он не обратил особого внимания на его содержимое. Мужчина с удивлением изучал обеих девушек и, возможно, как подумала Брисеида, с упреком. Она не думала, что уже успела совершить ошибку, ведь едва прибыла сюда…
Чувствуя растущее беспокойство Брисеиды, Лиз обняла ее за плечи и прошептала ей на ухо:
– Не обращай внимания, он смотрит не на тебя, а на меня. Сколько бы мы ни просили их притвориться, что они не узнали меня, когда приехали, не все могут нормально себя вести.
– Вы знали друг друга до того, как попали сюда?
– Нет, я имею в виду из-за того, кто я.
– Кто ты…
– В реальной жизни ты меня знаешь.
Сколько бы Брисеида ни ломала голову, она не могла отыскать в памяти рыжеволосую знаменитость по имени Лиз.
Но молодая женщина казалась настолько уверенной в себе, что Брисеида не решилась расспрашивать ее о подробностях. Эней вернулся с одеялами, а Оанко подавал им суп в деревянных мисках. Она сосредоточила свое внимание на Леонеле, который нетерпеливо постукивал по своей миске, наблюдая за тем, как старик ест.
– Итак, мы все здесь, верно? – в итоге произнес Леонель. – Наконец-то вы расскажете нам о своем плане.
Старик кивнул, сделал глоток супа и аккуратно поставил миску на землю.
– Брисеида, не могла бы ты рассказать нам немного о своей жизни в Цитадели? Чем ты там занималась?
– Я была студенткой, – ответила она нерешительно, уверенная, что ничему там не научилась.
– И к чему готовили тебя в Цитадели?
– Официально Цитадель дает студентам доступ к знаниям обществ мира, накопленным со времен первых цивилизаций. Нам говорят, что современные люди не готовы к получению таких знаний, в отличие от нас, будущей Элиты, которые были отобраны именно для того, чтобы усвоить эти знания. Нам дается доступ к скрытому знанию мира, чтобы затем тайно вернуться и управлять.
– А неофициально…
– Я думаю, нас очаровали великолепием Цитадели, так и не раскрыв ее истинных секретов. И обещали важные должности только для того, чтобы потом нас можно было контролировать. Мы были готовы служить Цитадели, как пешки на гигантской шахматной доске.
