– И сколько их?
– Больше, чем мы сможем унести. Есть также фляги с водой.
Энндал провел пальцами по металлическому цилиндру, заставляя его перекатываться между ладонями.
– Странно… – наконец пробормотал он.
– Божий дар, – согласился Леонель. Затем, повернувшись к остальным, он сложил руки рупором: – Все сюда! Мы нашли консервы!
Лиз чуть не плакала от радости, когда обнаружила ящик, который Брисеида наконец-то полностью открыла, показывая внушительный запас консервных банок. Оанко, Менг Чу, Энндал и Эней с опаской осмотрели находку.
– И как мы можем быть уверены, что все это съедобно? – проговорил Менг Чу, осторожно постукивая по одной из упаковок.
– Это же консервы! – воскликнула Лиз. – Конечно, они съедобны!
– Давайте откроем их все и проверим, – сказал Эней.
Лиз бросила на него убийственный взгляд:
– Ты когда-нибудь пытался думать? Ты специально так говоришь или действительно глуп?
Эней в бессилии поднял руки в сторону Энндала. Последний пожал плечами.
– Не такая уж плохая идея, если мы сможем открыть их…
– Что мы сможем легко сделать, – вмешалась Брисеида, пока у Лиз не сдали нервы. – Некоторые консервы откроем сегодня, чтобы приготовить еду, а остальные оставим на потом.
Энндал нерешительно посмотрел на двух девушек, но потом сдался:
– Поскольку вы, похоже, хорошо разбираетесь в этом…
Чуть дальше они нашли второй сломанный ящик, как будто его выбросили из самолета. На земле валялась разбитая посуда и битое стекло, вокруг лежала полезная утварь: кастрюля, плита… Было также несколько фляжек с водой.
– Чудо, – повторял Энндал, пока Эней развлекался тем, что выключал и включал огонь на плите.
– Да, и будет чудом, если нам удастся выбраться из этой пустыни, несмотря на глупость некоторых людей, – ответила Лиз, забирая баллон из рук Энея.
Она расстелила на песке большую белую скатерть и расставила на ней тарелки.
– Сегодня у нас праздник, – сказала Лиз. – Нужно делать все правильно.
Банки были настолько большими, что одной хватило бы на целый обед. Они взяли на себя смелость открыть дюжину из них. Смесь морковки и горошка, томатный суп, каштаны, сардины… Для путешественников, готовых довольствоваться половиной бутерброда, это был настоящий пир.
– А потом в какую сторону нам идти? – спросил Эней, когда насытился.
– Я думала, это очевидно, – удивилась Брисеида.
– Конечно, мы возвращаемся, – сказала Лиз.
Брисеида нахмурилась:
– Я не это имела в виду.
– Что значит ты не это имела в виду? – икнула Лиз. – Что, ты не усвоила урок? Действительно ли ты хочешь умереть в этой пустыне?
– Старик был прав, – сказал Менг Чу. – Мы нашли припасы.
– Всего лишь совпадение, эти ящики – чудовищная удача! – взорвалась Лиз.
– В пустыне нельзя выжить по счастливой случайности, – проговорил Оанко.
– И именно поэтому мы должны повернуть назад!
– Это не было случайностью, – тихо прошептала Брисеида, как будто сказала плохое слово, ища поддержки в глазах своих спутников.
Леонель, не решив, какую сторону выбрать, снова обратил свое внимание на Энея. Он больше стремился угадать, о чем думают остальные, а не сформировать собственное мнение. Остальные трое мужчин молча кивнули.
– Как насчет голосования? – предложил Леонель. – Те, кто за продолжение приключения, поднимите руки.
– О, какой в этом смысл? – воскликнула Лиз, увидев протянутые руки. – Понимаю, что я единственный разумный человек в этой кучке чудаков.
Она опустилась на песок, глядя в огромное голубое небо.
– Из вас вышли бы хорошие актеры, из всех вас. Чтобы хотеть стать актером, нужно быть абсолютно сумасшедшим и безответственным.
Сквозь маску плохого настроения пробилась застенчивая улыбка.
– Предупреждаю, если через три дня мы снова окажемся без еды и воды, не приходите и не жалуйтесь, вы будете сами в этом виноваты.
Брисеида облегченно выдохнула. Приключение продолжалось.
Они договорились, что каждый из них возьмет по две огромные банки и воды на три дня. А если немного экономить, то хватит и на дольше. Холщовая сумка Брисеиды не была рассчитана на такой груз, но она выдержала.
И они продолжили идти, по-прежнему направляясь на запад.
Упавшие с неба банки дали им надежду и породили новые вопросы. Что, если старик уже дал им больше подсказок, чем они готовы признать? Что, если они недостаточно глубоко заглянули в свою душу? Возможно, они недостаточно старались сравнить то, что старик рассказывал им о Цитадели, с опытом Брисеиды. Могли ли они лучше перенять ее опыт?
Спутники Брисеиды задавали все больше и больше вопросов о Цитадели. Несмотря на сухость и пыль в горле, Брисеида старалась отвечать как можно подробнее, копаясь в памяти, надеясь, что очередной рассказ вдруг пробудит в них какое-то особое чувство. Она пожалела, что не уделяла больше внимания ораторскому искусству, так как многочисленные легенды перемешались в ее голове. Но ее друзей гораздо больше интересовали уроки по играм во власть.
Как генерал, Менг Чу был не чужд подобному, и тренировки в Цитадели сильно его заинтриговали. Брисеида инсценировала некоторые упражнения Герфолка и даже заставила их воспроизвести неприятное для нее первое испытание – единственная студентка в окружении мужских глаз. Однако эксперимент не показал, что она тогда чувствовала, поскольку Лиз, помещенная в центр, не испытывала никакого дискомфорта от того, что ее раздевают взглядом. Она даже наслаждалась этим, разыгрывая провокацию до такой степени, что Эней сильно покраснел под смех Леонеля. Хотя молодая женщина уверяла их, что относится к исследованиям очень серьезно, Лиз иногда вела себя с легкостью, которая смущала Брисеиду. Она задавала много вопросов, в отличие от Оанко, который довольствовался наблюдением, затягиваясь своей длинной трубкой, словно надеялся, что табак принесет ему просветление. Но Лиз всегда удавалось благодаря своему актерскому мастерству высмеять их проникновенные занятия. В конце концов Брисеида поняла, что ребячество Лиз – это просто способ справиться со своим беспокойством. Уловка, которая иногда оказывалась неэффективной, как выяснилось однажды вечером, когда они пробовали играть в гляделки. Лиз долгое время заставляла их верить, что она наконец нашла в себе то знаменитое таинственное чувство, которое они так жаждали. Затем она разразилась смехом, видя, как они все ловили каждое ее слово, охваченные мыслью о том, что они скоро все поймут. Их разочарование было настолько велико, что у них быстро пропало всякое желание шутить.
Шли дни, и уныние окончательно завладело путниками. Они не поддались искушению ослушаться и рассказать о своем прошлом. Нарушить запрет было равносильно признанию абсурдности указаний старика. Пройдя столько миль, подвергая свою жизнь опасности, они уже не чувствовали, что могут отказаться от последней надежды.
