– Белое мясо?
– Прости, моя ошибка, – извиняющимся тоном сказала она. – Просто выбери мясо у костей. Сможешь?
– Конечно. – Ему потребовалось мгновение, чтобы нащупать его, но вскоре он уже разбирал пальцами мясо. Мягкое и буквально тающее на языке. И при этом намного вкуснее, чем чешуя и кости.
– Вот.
Она протянула ему что-то еще. Это было одно из тех созданий в раковине, что лежали рядом с лепешками и рыбой. Она открыла ракушку, и та, разделенная на две половины, лежала у него на ладони. Он запустил внутрь пальцы.
– Нет, – сказала она, – устрицу высасывают. Без рук. Только ртом.
Он поднес раковину к губам и сглотнул, устрица соленым потоком скользнула ему в горло. Это было вкуснее, чем рыба, да и есть ее было проще.
– Еще. – Она протянула ему вторую устрицу, и он почувствовал на себе ее наблюдающий взгляд. Оценивающий.
После пятой устрицы он поднял руку, показывая, что ему хватит.
Протянув руку к миске, стоявшей на скамейке между ними, он взял маисовую лепешку. Разломил ее пополам – крошки посыпались между пальцами – и предложил ей кусочек. После минутного колебания она взяла.
– Меня зовут Ксиала, но ты можешь звать меня капитан, – жуя сказала она.
– Я Серапио.
– Ты что-то видишь. – Это было утверждение, а не вопрос.
– Очертания, тени, свет. Движение. Остальное – запахи, вкус, прикосновения. – О своих воронах или боге он решил не говорить.
– У тебя хорошо получается.
– Лучше, чем у большинства тех, кто не слеп.
– А повязка у тебя на глазах – просто для вида?
– Нет. И да.
Она издала звук, как будто что-то поняла.
– У меня был такой же кинжал. – Она откусила еще, громко зачавкав. – Ты пугаешь команду.
– Я знаю.
– Они достаточно хорошие люди. Сильные. Но я нахожусь на особом положении.
Он ничего не ответил, только ждал. Наконец, она решилась.
– Ты знаешь, кто я?
– Капитан?
Каноэ скрипнуло, когда она прислонилась спиной к борту.
– Отлично. – В ее голосе слышалась явная усмешка. – Но я имела в виду кое-что иное.
– Тик.
– Именно. Этого они тоже боятся.
– Я слышал, они скандировали твое имя.
– Точно, – признала она. – Но два дня назад некоторые из них обвиняли меня в порче соли лишь потому, что я тик.
– И что все изменило?
– Не уверена. Балам? Какао в их руках? Брюхо, набитое едой?
– Келло?
– И он тоже.
– И поэтому все может вернуться.
– Ты умный, обреги.
– Наблюдательный.
Она рассмеялась, словно он остроумно пошутил, и, возможно, так и было.
– Завтра ты выйдешь к ним при солнечном свете. Надень белую юбку, как другие мужчины, а не эту черную мантию. Пусть они тебя увидят, но… – Она заколебалась. – Оставь повязку, ладно? Иногда лучше не рассказывать все сразу.
– У меня нет рабочей юбки.
– Я дам тебе. В кладовке под навесом есть чистые.
Он задумался. Она пыталась показать людям, что он не опасен, что он такой же человек, как и они. Это было ложью, но в то же время он понимал, что это необходимо.
– Хорошо.
– Отлично. – Она встала. – Они будут спать на берегу, а ты в каюте. Я буду здесь на корабле, прямо за твоей дверью, так что, если кому-то посреди ночи придет в голову утопить тебя, я смогу тебя защитить.
Он подумал о команде – их песнях, их товариществе, которому он завидовал. Если они не нападут на него, он не будет их убивать, но если они станут на его дороге – им придется умереть. И ей тоже. Хотя эта мысль ему совсем не нравилась.
– А кто защищает тебя? – спросил он, не сомневаясь в ее способностях, но интересуясь ее ответом. Это было дерзко, как и сам капитан.
– Само море, – ответила она. – Я – его дочь, и когда я с матерью, – она порывисто выдохнула, – никто не поимеет ее дитя.
Глава 13
Горы Обреги
Год 319 Солнца
(за 6 лет до Конвергенции)
Насилие должно использоваться только для защиты, и даже тогда оно развращает. Если ты должен убить врага, сделай это быстро – и довольно. Задержка унижает обоих – и жертву и тебя, – и в этом нет никакой чести.
Из Философии Войны, изучаемой
в военном колледже Хукайи
– Здесь очень красиво, – сказала незнакомка, войдя в комнату мальчика. Ее голос был низким, грубым, а еще в нем слышался акцент, которого Серапио раньше не слышал. Звук ее шагов был легким и быстрым, а еще она что-то несла: что-то, чем постукивала по каменному полу в такт своим шагам. – Когда Пааде послал за мной, он сказал, что ты талантлив, но я и не представляла, что буду тренировать художника.
Серапио молчал. Несмотря на всю лесть, что-то в этой женщине казалось угрожающим, хотя он не мог понять, что именно. Он отложил поделку, над которой работал сейчас, на верстак – ту самую скамью, которую Пааде впервые принес в его комнату два года назад.
Резец он спрятал в карман брюк. Это, конечно, было не особо хорошее оружие, но его можно было вонзить в горло или воткнуть в податливую плоть, если бы понадобилось.
– Ты кто? – спросил он.
– Ты должен быть в состоянии и сам сообразить, Сын Ворона, – сказала она с другого конца комнаты. Он услышал, как она взяла с полки вырезанную статуэтку, вероятно, чтобы полюбоваться ею. Короткое движение на миг закрыло солнечный свет, когда она подбросила фигурку и поймала ее. Он услышал, как дерево глухо шлепнулось обратно на ладонь. – Вообще-то тебе стоило ждать меня.
– Пожалуйста, осторожно, – напряженно сказал он. – Каждая моя работа отнимает много времени. Маркал знает, что ты здесь?
Она фыркнула, но он услышал, как дерево стукнуло, возвращаясь на полку.
– Твой отец думает, я пришла обучить тебя пользоваться посохом, чтобы видеть.
Он склонил голову набок:
– А ты можешь?
Она раздраженно выдохнула:
– В некотором роде.
Он чувствовал, как она раз за разом уклоняется от ответа. Легкие запинки при произношении, то, что ее голос доносился как бы издалека, словно она не смотрела на него. Не то что он боялся этой женщины, но что-то в ее смелости, в ее манере произношения заставляло его осторожничать. У него больше не было охраны и слуг, которые приходили и уходили, чтобы заботиться о нем, и он остро чувствовал, что сейчас находится наедине с незнакомкой, которую не звал.
