– Прекрати! – Он сделал два шага вперед и врезался коленом в лавку, забыв в спешке, где она. Он выругался – эти слова он услышал у Пааде.
Иди рассмеялась:
– Ну, ругаешься ты, как солдат. Посмотрим, можно ли тебя заставить драться так же, как они.
Новый грохот от упавшего на каменный пол и разлетевшегося на куски дерева. Его желудок сжался. Он должен был ее остановить. Не обращая внимания на пульсирующую боль в ноге, он обогнул лавку и сделал оставшиеся девятнадцать шагов к полке. Не обращая внимания на деву-копейщицу, протянул руку и провел ладонью там, где обычно стояли лесные создания. Там было пусто. Он снова выругался и опустился на колени, ощупывая каменный пол. Пальцы сомкнулись на каком-то предмете, и через мгновение он понял, что это ворона, все еще целая. Первая статуэтка, которую он вырезал. Сунув ее в карман противоположный тому, где лежал резец, он нащупал еще статуэтки и опознал зайца, белку и лису, всего шесть. Прижав их к груди, он встал и одну за другой положил на полку – всех, кроме вороны, которую оставил в кармане. Иди все это время стояла за спиной – наблюдала, оценивала его.
– И что же это за тренировка? – сердито спросил он.
– Я просто собью их снова, – легкомысленно сообщила она.
– Не надо! – Его дыхание было резким, испуганным.
Короткое движение, и он услышал, как с полки, впереди, упало что-то еще.
– Тогда тебе придется меня остановить.
– Я ничего не вижу! – выкрикнул он. При одной мысли о том, что вещи, которые он создал и которые любил, могут быть уничтожены, исчезало всякое спокойствие, весь его с трудом завоеванный самоконтроль.
– Ни фига себе, Сын Ворона! Но тебе это и не надо. – Она переместилась куда-то к двери, он повернулся, следуя за ее голосом, и его сердце замерло. Она находилась у окна, рядом со столом – тем самым, на котором стоял резной сундук с картой Меридиана.
– Не трогай его, – выпалил он. Он мучился ради создания этой карты, проливал кровь за нее. Он не может позволить ее уничтожить.
Она выплевывала слова одно за другим:
– Попробуй. Меня. Остановить.
Он, вытянув руки, бросился на нее, понимая, как глупо он поступает, но и осознавая, что другого выбора у него нет. Семь шагов – расстояние компенсировалось скоростью, но женщина легко уклонилась от его удара. Он врезался плечом в каменную стену, сильно ударившись бедром о стол. Боль пронзила руку до самых пальцев. Вскрикнув, он оперся о стол, отчаянно пытаясь нащупать сундук. Нашел его, понял, что он цел, и с облегчением вздохнул.
– Ну, по крайней мере, у тебя есть яйца, – критично обронила она. – И что теперь?
Она снова передвинулась, вернувшись к полке. Он заставил себя успокоиться, подумать. Попытайся он напасть на нее, нелепо размахивая руками, спотыкаясь о собственные ноги, – и она победит. Он должен перехитрить ее.
Его рука все шарила по столу, разыскивая что-нибудь полезное, что-нибудь, что могло помочь. Пальцы нащупали что-то скользкое с одной стороны и грубое с другой. Круглое зеркало со сланцевой подложкой. Мать когда-то использовала его для гадания. И эти четыре года оно лежало на столе, совершенно забытое…
В голове всплыл ее прекрасный образ, окруженный каскадом черных волос, зовущий заглянуть в зеркало, ведущее в иные места, посмотреть на темный холст, позволявший матери видеть то, что другие не могли. Обратить взор на врата в тень.
Тень была подвластна ему. Он инстинктивно знал это, как будто сила, заработанная кровью и потерями, похищенная у солнца, пробудилась, когда было нужно. Он прижал раскрытую ладонь к отражающей поверхности, сконцентрировался, вспомнил о поцелуях зимы на свежих порезах его хааханов, ожоге солнца, иссушающего его зрение, о льде, снеге и тенях – и почувствовал, как по его руке поднимается тень – темная сила, которой он мог управлять.
– Ну? – скучающе спросила Иди. – Ты сделаешь что-нибудь? Или следующее, что я сломаю, будут твои кости.
Левая рука Серапио сжала деревянную ворону в кармане. Справа же от него было то, что появилось из зеркала: вокруг его пальцев закипал клубящийся ледяной дым.
Он вскинул зеркало, приказывая дыму слететь с него. Она вскрикнула – и он понял, что все это время она следила за ним глазами, и зеркало выплюнуло ледяную тень.
Выдернув деревянную ворону из кармана, он прицелился туда, где должна была быть голова Иди, и изо всех сил швырнул статуэтку.
Женщина хрюкнула от удара. Копье со стуком упало на пол.
Серапио же бросился вперед и на этот раз настиг ее. Они столкнулись, и он рухнул на Иди, придавив ее спиной к полу.
Одним рывком выхватив резец из кармана, он ударил туда, где должно было находиться ее лицо – но то ли она уже успела сдвинуться в сторону, то ли он просчитался, но лезвие лишь скользнуло по каменному полу – так, что, казалось, в руке у него зазвенела каждая косточка, а пальцы свело от боли.
Не останавливаясь, он ударил снова, левее, метя ей в глаза. В последний миг она успела перехватить его руку, отталкивая ее. Но он был силен – за два года работы по дереву руки и предплечья обросли мускулами, – так что он смог вырваться: впившись пальцами ей в лицо, вгоняя ногти ей в глаза.
Она пронзительно закричала, но он лишь надавил сильнее.
– Довольно! – выкрикнула она, и в ее голосе звучала боль.
Он же совсем не был доволен, и ярость подсказывала, что доволен он уже не будет никогда. Что-то неразборчиво выкрикнув, он лишь удвоил усилия.
Сильный удар в нос отбросил его назад. Перед глазами вспыхнули искры, и он откатился в сторону. Новый удар в висок – словно для большей убедительности, и он откатился еще дальше.
– Ты, гребаный мерзавец! – задыхаясь, выпалила она. Голос ее доносился снизу, словно она и сама лежала на спине. Дыхание было тяжелым, слова – злыми, но голос звучал радостно. – Что ты сделал?!
– Я не хотел, чтобы ты разбила мою карту, – выдохнул он, лежа рядом с ней, с трудом выдавливая слова из-за адреналина, бегущего по телу.
– Мой долбаный глаз, – всхлипнула она, с трудом поднимаясь на ноги. – Ты пытался выбить мне долбаный глаз.
– У меня не получилось?
– Пошел ты!
И она поковыляла к двери, зовя целителя. Он же засмеялся, чувствуя, что не может остановиться. Нанести ответный удар, остановить ее было очень приятно – тем более что ему не нравилось, что разбивают вещи, которые он любил.
– Мерзавец, – беззвучно повторил он, наслаждаясь звучанием этого слова, пробуя его окровавленными губами на вкус. Если, защищая своих ворон, он станет мерзавцем, он готов на это.
* * *
Он понятия не имел, сколько он пролежал на полу до того, как она вернулась. В глубине души он был удивлен, что она вообще пришла: он почти убедил себя, что уже покончил с наставниками, что они ему больше не нужны, но он узнал ее шаги, стук ее посоха и тихонько и облегченно вздохнул, радуясь, что она его не оставила.
