– Даже если согласиться, что Пааде и Иди, а может быть, и ты сам, Поваге, не очень хорошие люди, но при этом вы тренировали меня ради высшей цели, ради справедливости, тогда, может быть, ты все-таки хороший человек.
– Разве Бог-Ворон – это бог справедливости? – усмехнулся старый жрец. – Я что-то раньше этого не слышал.
– Значит, ради мести. Но что такое месть, если не справедливость?
– Месть может твориться назло кому-то. Она может съесть тебя изнутри, отнять у себя все, что делает тебя счастливым, делает тебя человеком. Посмотри, что она сделала с твоей матерью. Разве это могло быть сделано ради справедливости?
Серапио задумался. По большей части он почти не чувствовал себя человеком, хотя, с другой стороны, и не был уверен, каково это – быть богом, пусть даже Поваге и настаивал, что он аватар. А еще он считал, что единственное, что делает его счастливым, – это месть, ну, или, по крайней мере, мысль о том, что он поедет в Тову и сделает это для своих предков, поскольку сами они не могли сделать этого для себя.
– Ты бы не обучал меня четыре с половиной года, чтобы я мог выполнить обещание, данное назло, – уверенно сказал он.
– Тогда зачем ты их убил? – спросил наставник.
Серапио честно ответил:
– Пааде неоднократно избивал меня. И очень часто. Он хотел, чтобы физическая боль стала моим другом, и упорно трудился над этим. Но я простил ему это.
Поваге неопределенно хмыкнул.
– Однако он угрожал моим воронам. Сказал, если я не сделаю так, как он мне приказал, то изобьет и их. Это могло их убить.
– Он всегда был мелочным тираном, – пробормотал Поваге, и Серапио почувствовал, как тяжел был его взгляд. – Значит, ты убил его, потому что он угрожал твоим друзьям.
Серапио кивнул.
– А дева-копейщица? Иди? Чему угрожала она?
– Моему клану.
Через какое-то время Поваге тяжело выдохнул.
– Она всегда слишком много болтала. Я так и знал, что однажды ее убьют за это. – Еще один вздох. – И как же ты собираешься убить меня, сын Ворона?
Серапио тоже задумывался об этом.
– Ты спас жизнь моей матери. Дал ей приют, любил ее.
– Было такое.
– Не думаю, что она хотела бы, чтобы ты умер.
Жрец пораженно рассмеялся:
– Но мои прегрешения огромны, Серапио. Ради жречества я убил стольких людей, и многие из них были из твоего клана. Ты, Возрожденный Бог-Ворон, предвестник воплощенной мести, оставишь меня в живых?
Его тон был шутливым, но Серапио знал, что он говорит серьезно. Юноша уже давно понял, что Поваге несет тяжкое темное бремя, постоянно мучившее его.
– Иногда лучше позволить жить вместе со своими злодеяниями, чем освободить виновного через смерть. Мертвый жрец никогда не искупит свою вину. Живой… Ну, у него всегда есть выбор.
– Ну что ж, Сын Ворона, – произнес он, и старческий голос его был слаб от предоставленного выбора. – Возможно, моя жизнь все-таки не была ошибкой. Но не спеши даровать мне свою милость. Есть еще один последний урок, который я должен тебе преподать: какова твоя задача в День Конвергенции. Жрец Солнца и матроны Созданных Небесами прибудут на Солнечную Скалу еще до заката. Конвергенция произойдет, когда солнце опустится до самого горизонта, и продлится она всего несколько минут, самое большее двенадцать, и именно это время должно быть использовано тобой в своих интересах.
– Но там будут Ножи, – сказал Серапио.
– Да, Орден Ножей, несомненно, будет там. Так же, как и матроны Сотворенных Небесами и их Щиты. Тебе придется пройти сквозь всех них.
– Ты имеешь в виду убить их.
– Да, но как только ты насытишься кровью, тень станет твоим ножом.
– В смысле?
– У Саайи была своя теория. Заметь, всего лишь теория, но Саайя была права во многом, в том числе и в том, как сформировать тебя… Она верила, что Наблюдатели когда-то были орудиями богов.
– Сосудами? – удивленно спросил Серапио.
– Нет… или, может, однажды, но не более того. Жрецы верят, что их силы появляются вследствие их таланта, оттачиваемого при обучении, и, вероятно, в этом мнении есть своя добродетель, ведь для тех из нас, кто поднялся не выше адепта, возможно, это все, что он может получить. Но Саайя верила, что в тех, кто носил маски, находится более глубокая сущность, что-то, что приходит к тебе в момент инвеституры в качестве главы Ордена, и это наполняет их божественной сущностью.
– Что значит инвеститура?
– Возведение в сан.
– Церемония, значит. Колдовство, – уверенно сказал он.
Поваге коротко и резко рассмеялся:
– Ритуальная магия? Возможно. Но жрецы убьют любого, с чьих губ сорвется такая еретическая мысль.
– Но от этого она не менее правдива.
– Конечно нет. Солнце и Ворон – давние враги, – продолжил он. – Некоторые говорят, что еще со времен божественной войны. Саайя верила, что, если Бог-Ворон на пике своего могущества поглотит сущность солнца, инвеституированную в Жреца Солнца, когда то находится в надире, Ворон придет к власти в нашем мире.
– Значит, ваша цель – не Жрец Солнца, а сам бог. Само устройство мира.
Поваге ничего не ответил, но Серапио слышал, как грохочет воздух в его несовершенных легких, и знал, что угадал верно.
– Ты, должно быть, считаешь нас заносчивыми дураками, – наконец произнес Поваге.
– Как я ее убью? – спросил Серапио. – Жреца Солнца. Я бы не хотел просить об этом своих ворон.
– Нет, не думаю, что твои вороны предназначены для этого.
Еще один тяжелый вздох, и в сбивчивом дыхании Поваге, в его нервном подергивании ногами Серапио читал его нежелание говорить.
– Чего ты боишься, Поваге? Не бойся за меня. Я же не боюсь.
– А я вот весь в поту, – с самоуничижительным смешком сказал старый жрец. – Потому что, в конце концов, не хотелось, чтобы ты судил меня строго, но с моей стороны очень эгоистично желать, чтоб ты полюбил меня.
У Серапио перехватило дыхание. Его никто не любил с того времени, как погибла его мать, и он не был уверен, как отнестись к словам священника.
– Иди сказала, что вы мне не друзья и что я не должен к вам привязываться, потому что вы все равно меня покинете.
– Ну что ж, возможно, мне следовало позвать сюда Иди, чтобы она дала мне совет. – В голосе Поваге прозвучал тонкий нерешительный смешок, растворившийся в нервном выдохе.
– Ты… ты плачешь, Поваге?!
– Разве я не заслужил немного слез?
И вдруг он все понял.
– Мне предначертано умереть, верно? – Он уже давно подозревал это, интуитивно понимая, что заключенная внутри сила способна поглотить его. Он был всего лишь сосудом. Поваге говорил это с самого начала. И он был из тех сосудов, которые, если ты надеешься поглотить другого бога, нужно разбить, чтобы высвободить то, что находится внутри.
