– Тебя не оскорбляет наше присутствие? – спросил младший из них, заняв место в кругу настоятельниц, которые обступили меня со всех сторон.
Судя по его тону, парня не волновали мои предубеждения по отношению к нему. Гораздо больше он интересовался тем, что они могут сказать обо мне самой.
– Мы матери, поскольку каждая из нас рождает своё искусство. И не принципиально, что там у нас болтается между ног.
– Почему этот человек одет как монахиня? – жестами спросил Бинто.
Никто не ответил.
– Простите, – сказала я. – Мы просто не ожидали, что мать-настоятельница окажется…
Второй мужчина, с крючковатым носом и лицом сморщенным, как мокрая кожа, слишком долго пролежавшая на солнце, щёлкнул пальцами, привлекая моё внимание.
Мгновение он смотрел на меня, а потом начал произносить слова с такой быстротой, что я едва понимала, где заканчивается одно и начинается следующее:
– Мать. Мама. Мамочка. Матереубийство. Матка. Старая дама. Воспитательница. Карательница. Приёмная мать. Прароди… Ага, вот! Да. Вы все видите?
Настоятельницы с обеих сторон от старика покивали:
– Приёмная мать.
Молодой человек щёлкнул пальцами, заставив меня повернуть голову в его сторону.
– Скажи нам, девочка-сирота, помог ли удочерившей тебя женщине факт наличия у неё утробы и стала ли она таким образом хорошей приёмной матерью?
– А имелась ли у неё вообще утроба? – спросила одна из женщин с обычным ехидством, которое, казалось, было тут общим для всех. – Стоило бы тщательнее проверить её чрево на наличие подходящих качеств для создания крепкой семьи.
– Откуда вы узнали, что у меня есть приёмная ма… – Я обернулась к пожилому мужчине. – Те слова, которые ты произносил! Ты наблюдал за моим лицом, выискивая мельчайшие намёки в моей спонтанной реакции на каждое из них! Вот как определил…
– Вы только гляньте! – вступила ещё одна женщина. Её лицо было скрыто под капюшоном, и я видела лишь острый подбородок и пронзительно голубые глаза. – Тейзан пытается разъяснить нам суть наших же собственных искусств. Как там называют это аргоси? Арта локвит?
– Красноречие, – пренебрежительно сказала самая молодая из женщин.
У неё были высокие скулы, удивительно не подходившие к маленьким, глубоко посаженным глазкам. Она напоминала мне одну из тех крошечных змеек, которых можно найти в районе медной пустыни в Семи Песках и которых предпочитают избегать даже гораздо более крупные рептилии.
– Какая инфантильная примитивизация секретов, украденных у настоящих представителей высокой науки, – сказала она. – Лучше бы аргоси уничтожили века тому назад, чем позволить им стать подобной гнилью.
«Валяй, продолжай плеваться в меня ядом, сестра, – подумала я. – Посмотрим, чего ты добьёшься».
Старик внезапно проворчал:
– Ты это видела, матушка Сплетница? Она вообще не оценила твоё замечание, верно?
– На самом деле, матушка Вздох, – ответила молодая женщина, – от этого простого прикосновения в её панцире появилась трещина, и теперь его легко взломать.
– Настоятельницы… – начала я так почтительно, как только позволял мой непослушный язык, – я пришла сюда не для того, чтобы…
Старик – матушка Вздох – сделал скрипучий шаг в мою сторону и щёлкнул морщинистыми пальцами у меня перед носом. После этого он вновь зачастил:
– Отец. Папа. Папочка. Папаша. Папаня. Папуля. Ах, вот оно что. Папуля. Интересно.
До сих пор почтенные монахини из монастыря Алых Слов не давали особых поводов наслаждаться их обществом. Я должна была сдерживать гнев – иначе рисковала ввязаться драку со многими противниками, что ни на йоту не приблизило бы меня к разгадке Алого Крика.
– Если вы хотите о чём-то спросить, – сказала я, скрипнув зубами, – то спрашивайте, и я отвечу.
Голубоглазую женщину в капюшоне, казалось, не впечатлила моя готовность к сотрудничеству.
– Зачем нам утруждать себя расспросами? Ты нам солжёшь. А может, и себе тоже. Гораздо эффективнее вытянуть из тебя правду нашими собственными средствами.
Третий щелчок пальцами. На сей раз это была молодая женщина – матушка Сплетница. Когда она заговорила, её голос звучал точно шипение:
– Учитель. Воспитатель. Маэтри. Любовник. Обидчик. Наставник. Спаситель…
– Вот оно, – заметила грузная женщина справа от меня, которая до сих пор молчала. – Она видела в нём своего спасителя. Как типично.
– Но интересно, что же он спас, матушка Молва?
Молодая настоятельница – змея – принялась кружить вокруг меня, сопровождая каждый шаг щелчком пальцев и очередным словом:
– Разум. Рассудок. Тело. Честь. Душа. Цель.
Она замерла, и её крошечные глазки расширились.
– Ого! Вы видели? Он спас не что-то одно, а всё разом. Должно быть, неплохой парень этот Папуля.
Остальные закивали и забормотали. Женщина отошла и заняла прежнее место в круге.
Бинто потянул меня за рукав.
– Добрая Собака, что они делают?
Я начала отвечать, но пальцы дрожали, искажая знаки. Дыхание участилось, пытаясь поспеть за бешено колотящимся сердцем. Закружилась голова.
Монахини не просто забрасывали меня словами. Они выхватывали мои реакции, выдирали кусочки моей истории. Каким-то образом они вторгались в мои эмоции. Открывали меня как старую книгу, читая то, что я не желала отдавать.
– Арта валар, – сказала я себе.
Энна говорила, что цель арта валар – освободить дух от бремени бытия и позволить аргоси стать делами, а не мыслями.
Моё прошлое не имело значения. Моего будущего не существовало. Я была здесь, чтобы разузнать об Алых Виршах и Страннице. Если кудахтанье этих мерзких красных кур позволило им получить некоторое представление о моей жизни – что ж… Дюррал всегда стоял за Путь Воды. Дай им то, что они хотят, и двигайся дальше. Во всяком случае, пока не требуется целовать им ноги.
– Они выпендриваются, – сообщила я Бинто. Пальцы больше не дрожали. – Одиноким старым женщинам и мужчинам иногда нужно почувствовать себя важными. Давай сделаем им этот маленький подарок, чтобы накормить их изголодавшиеся сердца.
Одна из матерей-настоятельниц, самая старшая в семигранной комнате, улыбнулась, обнажив беззубые дёсны, и облизнула губы. Жестами она сказала Бинто:
– Та, кого ты называешь Доброй Собакой, пришла сюда в поисках истины, но у неё есть свои секреты. Такой человек не заслуживает твоего доверия. Давай-ка посмотрим, что она скрывает.
Шестеро остальных настоятельниц тоже принялись жестикулировать, одновременно шевеля пальцами в какофонии беззвучной речи.
– Матушка Болтунья права, – жестами сказал молодой человек, заговоривший со мной первым. – Расскажи нам побольше об этой пришелице, которая пришла просить у нас мудрости, но при том угрожала одной из сестёр и ударила другую.
