Я не могу сказать Энне, что понятия не имею, поскольку на самом деле точно знаю, что произошло бы дальше.
Принц клана Оатас Джен-Дал издал закон, запрещающий нападать на медеков. А эти три идиота хвастались бы на весь город своими подвигами. Принц не стерпел бы подобного пренебрежения его указами. Он собрал бы своих людей и устроил суд. Троим парням заблокировали бы татуировки, лишив возможности использовать магию, и отправили в изгнание. Их дома были бы вынуждены возместить ущерб. Поскольку у старика, видимо, не было семьи, главам нескольких очень важных домов джен-теп пришлось бы пойти и возместить ущерб его клану или племени. Или же, если это невозможно, – любому медеку, которого они сумеют найти. В ином случае они рисковали быть изгнанными сами.
– Что теперь будет, Фериус?
Я не отвечаю, потому что не хочу произносить это вслух.
Трое магов вернутся в свой город. Они не признаются, что убили старика. Вместо этого парни расскажут историю о том, как аргоси напали на них из засады и раздробили им пальцы. Принц клана уверится, что политика мирного сосуществования приводит именно к тому, чего больше всего боятся джен-теп: демонстрирует их слабость перед врагами – как реальными, так и воображаемыми. Слухи дойдут до других городов джен-теп, и все возмутятся. Шёлковый Волк, Железный Змей и Огненный Лягух станут мучениками, жертвами войны, которая продолжалась триста лет, – и благодаря мне может продлиться ещё триста.
Теперь я вижу это невероятно ясно. Точно так же, как – некоей частичкой своей души – видела ещё до того, как пошла за теми тремя парнями.
Дюррал часто повторяет: проблема становления аргоси в том, что ты научаешься видеть мир таким, каков он есть, – и после уже не можешь оправдываться своей слепотой.
Я ещё сильнее испортила и без того отвратную жизнь моего народа. Я поддалась жгучему отчаянному желанию вредить тем, кто причинил мне боль – и тем превратила мир в более подлое место, чем он был до того. И чем он был бы, даже если б трём молодым магам сошло с рук их преступление.
Мне очень стыдно. Но всё-таки я горжусь тем, что причинила боль джен-теп. И я, кажется, не могу избавиться от этой гордости.
– Дюррал сейчас там, – продолжает Энна, указывая на запад, – ищет тех троих магов. Знаешь, зачем?
– Не надо, – предостерегающе говорю я.
Теперь я понимаю, что Энна слишком хорошо меня знает. Лучше, чем я знаю себя сама. И ей следовало бы узнать меня ещё лучше, прежде чем продолжать этот разговор.
– Дюррал следует Путём Воды. Он хочет извиниться перед этими джен-тепскими парнями. Залечить их раны, насколько возможно. Умолять о прощении. Предложить им денег. Конечно, это не сработает. И тогда, завтра, Дюрралу Бурому придётся ехать в город джен-теп. Дюррал изо всех сил старается вести мирную жизнь, но при том так презирает мерзавцев и тиранов, что тратит бо́льшую часть времени, сражаясь со своей ненавистью. И вот, он будет вынужден кланяться принцу клана, расшаркиваться перед ним и членами могущественных семей и давать новые обещания. Заключать новые сделки, надеясь, что сможет изобразить аргоси слабыми и покорными, чтобы джен-теп чувствовали себя важными и могущественными.
– Он не должен так поступать, – говорю я, и мой голос становится холоднее ночного воздуха. – Он не имеет права мириться с моими врагами. Точно так же, как ты не имеешь права придираться ко мне из-за того, что делаю я. Того, что аргоси должны были делать всё это время.
– Изложи свою точку зрения, тейзан.
Энна почти никогда не употребляет это слово. Я вижу, как её клинок блестит в тусклом свете, похожий на обвиняющий перст. Я отбиваю его шпагой.
– Оставь меня в покое, Энна.
Её клинок снова там, где был мгновение назад. Я даже не уверена, прикоснулась ли я вообще к нему.
– Ты должна усвоить.
– Что усвоить?
Я жду, когда Энна нападёт на меня, но она не атакует. По крайней мере, не атакует оружием. А вот её слова остры как бритвы.
– Урок, который Дюррал давно хочет тебе преподать, но боится.
Не знаю, что приводит меня в такую ярость. Почему именно эти слова, а не какие-то другие? Что такого ужасного она сказала?.. В любом случае, я кидаюсь на Энну. Моя шпага чиркает в воздухе так быстро, что её не разглядеть. Мы с Энной обе наносим удары и парируем, руководствуясь инстинктом, а не мастерством.
Я едва не роняю оружие, когда остриё клинка Энны вспарывает кожу на тыльной стороне моей ладони. Впрочем, боли я почти не чувствую.
– И в чём же заключается этот великий урок? – спрашиваю я, взмахивая шпагой, рубя, нападая снова и снова.
Гнев должен был сделать меня неуклюжей и неловкой, но ничего подобного. Каждая атака точна. Безупречна. Смертоносна.
– Давай, Энна. Поведай. Научи меня Пути Воды. Расскажи, как заключать сделки с теми, кто уничтожил мой клан и пытал меня – снова и снова. Научи меня Пути Ветра и тому, как оставаться равнодушной, когда я слышу о джен-теп, охотящихся за медеками. За такими, как я! Научи меня Пути Грома и тому, что я никогда не должна им пользоваться – если только вы с Дюрралом мне не позволите. Научи меня Пути Камня, чтобы я взяла своё оружие и разбила его вдребезги!
Мои атаки становятся неистовыми. Исступлёнными. Безрассудными. Это больше не фехтование. Здесь нет ни танца, ни арта эрес. Я просто глупый ребёнок, размахивающий шпагой. Она кажется такой лёгкой, что я даже не замечаю, когда…
Я наконец останавливаюсь и смотрю на свою руку, удивляясь, почему я больше не чувствую вес оружия. Ответ прост: я его не держу. Моя рука пуста.
Я поднимаю взгляд. Энна всё ещё стоит передо мной. Я вижу её силуэт. Только форма у него какая-то странная. Что-то торчит у Энны из груди. Это рукоять моей шпаги.
Она стоит выпрямившись, будто бы ожидая, когда безумие покинет меня.
– На этом урок заканчивается, – говорит Энна и валится на колени.
Я бегу к ней. Она хватается за лезвие шпаги и начинает вытаскивать её.
– Мама, не надо!
– Нужно убрать… это, – отвечает она.
Там кровь. Много крови. Почему я так ясно вижу её в непроглядной темноте?
Шпага наконец выходит из груди. Энна роняет её на поросшую травой землю и падает в мои объятия.
– Мама? Мама, пожалуйста! Не надо…
Она лезет в карман штанов, достаёт флакон с олеус регия и протягивает его мне. Эта мазь – одно из самых сильных заживляющих средств в мире, но я сомневаюсь, что она может спасти Энну.
– Хотела использовать это на тебе, если поцарапают в драке, – хрипит она. Шпага пробила ей лёгкое. Энна издаёт сиплый хлюпающий смешок.
– Прости, мама. Я не хотела…
– Я сама виновата, – говорит она. – Думала, смогу показать, что у тебя внутри, без того, чтобы… Я забыла, какая ты у меня быстрая, дочка. Очень быстрая. Люди думают, что это хорошо, но нет. Как там всегда говорит Дюррал? Рука быстрее глаза, но никогда не должна быть быстрее сердца.
