– Хочешь испытать меня? – спросила она Квадлопо.
Лошади способны выразить удивительно большую гамму панических чувств. Квадлопо продемонстрировал их все до единого.
– Так я и думала, – сказала Энна и скормила ему яблоко. – Достань щётку из его сумки, – велела она мне.
– Хочешь, чтобы я его расчесала? – спросила я. – Ты ведь знаешь, что я лежала связанная, а он меня бросил?
Энна искоса взглянула в мою сторону.
– Откуда мне это знать? Он конь, Фериус. Не то чтобы он, вернувшись, устроился в кресле у камина и поведал мне о своих недавних приключениях.
Она провела руками по крупу слева и хмыкнула, пригладив шерсть там, где ещё виднелся след от ожога.
– Ты знаешь, кто сделал это с ним?
Я кивнула.
– Ты планируешь сломать этому человеку нос?
– Я думала, аргоси верят в месть не больше, чем в горе.
– Точно. – Энна жестом предложила мне почесать бока Квадлопо, а сама подошла к жеребцу спереди и прижалась лбом к его морде. – Кроме тех случаев, когда кто-то обижает твою лошадь. Тогда аргоси становятся на Путь Грома.
Она наклонила голову и улыбнулась мне.
– Или собаку. Если кто-то пнёт твою собаку, можешь мстить сколько угодно.
Взяв щётку у меня из рук, Энна подошла и осмотрела второго коня.
– Кстати, о мести. Помнишь ту белкокошку, которую вы с Дюрралом встретили некоторое время назад? Ну, она ещё втянула Толво и Квадлопо в большие неприятности. Хочешь верь, хочешь нет, но она заявилась к нам домой, когда за ней гнался целый отряд. Настоящий отряд! Тридцать человек с…
– Мам, ты правда думаешь, что сейчас подходящее время для историй о белкокошках?
– Зависит от обстоятельств. Ты так и собираешься чахнуть в этом… – Она выпрямилась и оглядела массивный храм. – У короля Садриана определённо было странное чувство юмора.
– Ма-ам…
– Ладно-ладно. – Она прижала руку ко лбу. – У меня, должно быть, жар. Я начинаю разговаривать как Дюррал.
Особенность Энны была в том, что – в отличие от своего мужа – она ничего не говорила просто так. Даже если это казалось бессмысленным и неуместным – Энна всегда знала, что делает.
– Где он, мама? Почему ты здесь вместо него?
Я поверить не могла, что Дюррал позволил ей ехать по пустыне, несколько дней подряд, раненной. А вообще-то…
– Он не знает, что ты здесь, да?
Энна никогда не выказывает смущения. Она чуть приподняла подбородок.
– Я бы ему сказала. Но Дюрралу пришлось отправиться на задание. В Гитабрию. Я первая получила известие, что Тропа Пяти Воронов испортилась. И узнала об этой твоей заразе.
Впервые с тех пор, как она приехала, во мне вспыхнул гнев.
– Это не моя зараза, мама! Не я всё начала. И не я должна решать проблему. Собственно говоря, почему здесь нет аргоси? Почему они не спасают чёртов континент, который вот-вот развалится?
Лицо Энны было неподвижным, как стоячая вода. Она смотрела на меня, терпеливо ожидая, когда я сама дотумкаю до таких очевидных вещей.
Чёрт побери! Почему я позволяю ей так со мной поступать?
Энна сунула щётку в седельную сумку Квадлопо. Потом взяла меня за руку, и мы пошли обратно к храму.
– Здесь уже есть аргоси, дочь. Единственный, кто может положить конец этому ужасу.
– Но Рози… я имею в виду Идущую Тропой Шипов и Роз… уже пытается. Хотя тебе бы не понравился её план.
– Эта девушка ничего не может исправить, дитя. Она слишком глубоко во всём увязла.
Энна полезла в карман своего пальто, достала карту и протянула её мне. На ней было детальное и вызывающее ужас изображение человека, сведённого с ума собственными криками.
– Путь Зыбучих Песков собирал слухи о чуме, но потерял след. Принёс это мне, когда проходил мимо. Видишь тут что-нибудь интересное?
Сперва я сумела сосредоточиться только на безумных глазах и отвисшей челюсти человека. Мерзость, доведённая до совершенства. Путь Зыбучих Песков великолепно передал суть Алого Крика. Небо над головой фигуры было окрашено в красный цвет, и полумесяц пронзал золотое солнце, из которого сочились звёзды. По краям карты были нарисованы символы и лица, которые что-то шептали сумасшедшему в центре, хотя я не могла понять, пытались ли они успокоить его или ещё глубже погрузить в пучину мук. Впрочем, одно из лиц молчало; его взгляд был направлен вниз, под ноги безумца. Лишь теперь я заметила, что, хотя человек явно шёл неуверенно, спотыкаясь, за ним тянулся идеально ровный след, прекрасно вписывающийся в белую дорогу.
– Что ты видишь, Фериус? – спросила Энна.
Карты дискордансов были настоящими поэмами, подлинными картинами. Они скрывали в себе всё, что увидел и узнал аргоси. Это была мешанина всех собранных им улик, впечатлений и воспоминаний. Выбор цветов и форм, толщина линий – всё это могло быть частью истории. Карты рисовались с тем расчётом, чтобы другой аргоси, со своей собственной арта превис, сумел бы обнаружить то, что ускользнуло от художника. Что-то неуловимое.
Скрытое.
То, что я вдруг увидела так явно, как будто человек, изображённый на карте, кричал мне об этом прямо в уши…
– Нет! – выдохнула я.
Энна придвинулась ближе, вглядываясь в рисунок – пытаясь понять, что я увидела.
– В чём дело, Фериус?
– Кто бы ни нарисовал эту карту… Он так и не догнал Странницу. Но нашёл в оставленных ею уликах нечто такое, о чём не подозревали ни мы с Рози, ни даже сама Пента Корвус.
– И что же это, дочь моя? – спросила Энна.
В её голосе не было напористости – только терпение и вера в меня. Я даже и представить не могла, что достойна такой веры. И всё же она была.
На миг я снова оказалась в горах, на том скальном выступе, где впервые увидела Пенту Корвус. Она выглядела очень элегантной. Невероятно грациозной. И всё же, когда она шла… то, как двигались её ноги, то, как свисали руки по бокам от тела… Всё это было слишком уж идеально. Как будто ты смотришь балет настолько безупречный, что не замечаешь недостатков, которые делают танец человечным.
– Мы с Рози предположили, что Странница впервые использовала Алые Вирши в монастыре Сад Безмолвия. Что монахи стали первыми её жертвами.
– А это не так?
Я указала на кричащую фигуру.
– Путь Зыбучих Песков не знал, как и откуда взялись Алые Вирши, но он интуитивно почувствовал нечто гораздо более важное. Мама, первой жертвой Алого Крика была Пента Корвус!
Я обернулась и уставилась на длинную дорогу, по которой прошла так далеко. Меня будто тянуло назад ветром, к храму, где молодой человек проповедовал о боге лягушек – так, словно и правда в него верил.
