– Чего вы на меня уставились, гражданин следователь, на мне картинок нет.
– Вы сам, господин Дацук, как самая страшная картинка, – ответил следователь, недобро усмехнувшись.
– Ничего я не страшный, – обиделся Гордей.
– Красавец, пробы ставить негде, – ответил Наполеонов. – Вы лучше мне скажите, когда и от кого вы узнали, что скончалась приёмная мать Аркадия Селиванова?
– Когда да от кого, – Дацук ухмыльнулся, – так от Толика Горелого и узнал вчера. А ему этот фраер сказал, которого мы любезно вместе с его девицей пригласили в гости. А она, вы только посмотрите, товарищ следователь, – Дацук указал на свою перебинтованную голову, – по башке мне графином. И где только этому учат барышень?
– Да уж не в институте благородных девиц, – не выдержав, улыбнулся Наполеонов и подумал: «Хорошо в Полтаве учили будущих работников полиции, ой и хорошо! Молодец Любава! Такого борова завалила!»
– Я вижу, вы восхищены, – сердито проговорил Гордей, – а я вот на вас в суд подам за нанесение увечий! Тешите себя мыслью, что я не стану жаловаться на ваше самоуправство?!
– Жалуйтесь! И лучше всего самому Господу Богу.
– Вы что же, мне убийством угрожаете? – так и вскипел Дацук.
– Да ни боже мой, – хмыкнул Наполеонов. – Пока будете отлёживаться в камере.
– За что?!
– За похищение сотрудников полиции.
– Да откуда же я знал, что они из полиции?! – вытаращил глаза Дацук.
– Так вы уверены, что простых граждан похищать вам дозволено?
– Ничего я не считаю, – пошёл на попятную Гордей. – Никто их не похищал! Им предложили проехать для проведения, можно сказать, светской беседы. А они взъерепенились.
Наполеонов вызвал конвой.
– Уведите.
– Я ещё недоговорил! Я требую лазарет!
– Ага. А я требую Майами, – хмыкнул следователь. – Отлежитесь в камере. А потом мы вам предъявим обвинение в убийстве Селивановой.
– С ума сошли! – завопил Дацук и попытался вырваться из рук конвоиров. – Никого мы не убивали! И не знали о её смерти до того, как вы не прислали в клуб своих ищеек.
– И именно от незнания вы держали в своём доме наготове нотариуса.
– Он приехал совсем по другому делу!
Но Наполеонов уже не слушал его. Вчера, сразу после завершения спецоперации, он переговорил с оперативником Славиным. И тот сказал, что у него создалось впечатление, что Толик Горелый не слишком-то удивился, узнав, что Селиванова убита. Скорее разыграл удивление. Хотя стопроцентной уверенности в этом у Славина не было.
Чуть позже Наполеонову пришла информация о том, что Гордей Дацук сам должен громадную сумму Годзилле. Гордей не брал в долг, он проиграл в карты. Все личные средства у него были вложены в то или иное дело, свободных денег не было, поэтому он так рьяно, почти истерично начал выбивать долги из своих должников. А Аркадий Селиванов был самым крупным из них.
Несмотря на то что Наполеонову не удалось выспаться этой ночью и на то, что Дацук и не думал ни в чём признаваться, а это значит, раскрытие дела затягивалось, тем не менее он отправился в отделение лично поблагодарить Дмитрия и Любаву за проявленное мужество и профессионализм.
Однако ни Залеской, ни Славина в отделении не оказалось. Воеводина отпустила их подлечить моральные, а Дмитрию и физические раны и, главное, отоспаться и привести в порядок нервы.
– Вот так всегда, – бормотал Наполеонов, приканчивая в кабинете Василисы Никитичны вторую булочку с кремом и запивая её крепким чаем.
– Вась, ты сама пекла? – спросил он.
– Ещё чего, – фыркнула Воеводина.
– Ты меня разочаровала, – укоризненно посмотрел на неё следователь своими умными с хитринкой глазами, – я уже жениться на тебе хотел.
– Тоже мне женишок выискался, – рассмеялась Воеводина.
– А чем я плох-то? – насупился Наполеонов.
– Всем хорош! – отмахнулась Воеводина. – Только такого, как ты, прокормить проблематично!
– Так я работаю!
– Я, как видишь, тоже сложа руки не сижу.
– Ладно, Вась, проехали, я вижу, что ты ещё к браку не готова.
Воеводина снова невольно расхохоталась, глядя на уморительную мину, которую ей скорчил Наполеонов.
Отсмеявшись, она сказала:
– А Любаве и Дмитрию ты благодарность можешь высказать и по телефону.
– Ты думаешь? – проговорил он медленно. – А то я уж думал, не съездить ли мне к Залеской домой…
– Ты имеешь в виду, на съёмную квартиру?
– Ну да. Говорят, что украинки так вкусно готовят, что язык проглотить можно. – Наполеонов закатил глаза.
– Любава и правда хорошо готовит, но ты лучше к ней не езди.
– Да, ты никак ревнуешь? – смешно всплеснул руками Наполеонов.
– А то, – хмыкнула она. – Но только подумай сам, если ты проглотишь язык, тебя вышибут с работы.
– Это ещё почему?
– А на фиг кому нужен немой следователь?!
– И то верно, – почесал макушку Наполеонов.
– А если серьёзно, – проговорила Воеводина, – то ей сейчас не до тебя.
– Понял! Испаряюсь! Вася, спасибо за булочки и чай. И ты всё-таки подумай…
– О чём?
– О предложении, на которое я тебе намекнул, – следователь расплылся в улыбке до ушей.
Воеводина погрозила ему кулаком, и он сразу же скрылся за дверью.
Сегодня он собирался поговорить с парикмахером Селивановой. Но не сам. В парикмахерскую по месту работы Дарины Лавренковой он как раз и собирался отправить Любовь Залескую. И вот на тебе, облом.
Поговорить с Лавренковой он мог бы и сам, но будет ли она с ним так же откровенна, как с женщиной?
Вечером Наполеонов решил поехать в коттеджный посёлок к Мирославе Волгиной.
Он позвонил матери и предупредил, что ночевать дома сегодня не будет.
Софья Марковна Наполеонова даже спрашивать не стала, у кого он собирается провести ночь. Она не сомневалась, что сын поедет к Волгиной.
Мирослава была Шуре не возлюбленной, если кто-то так подумал, а подругой детства, вернее сказать, другом. Сначала она, как и он, работала следователем, но потом в силу своего непокорного нрава ушла на вольные хлеба и создала детективное агентство «Мирослава», в котором сначала работала одна. А потом у неё появился помощник Морис Миндаугас.
И если поначалу она относилась к своему помощнику скептически, считая его желание поработать у неё капризом избалованного красавчика, то вскоре оценила серьёзность его намерений и многочисленные таланты и знания, которые значительно облегчили её собственную работу. Плюс наполнили дом теплом и уютом, которых ей, если честно, до появления в коттедже Миндаугаса не хватало. Мирославу вполне устраивал спартанский образ жизни. Она не собиралась тратить время на кулинарию и прочие, по её мнению, мешающие полностью сосредоточиться на работе изыски. Единственным существом, которому она готова была дарить своё внимание и свободное время, был кот Дон. Морис полностью изменил её мнение на этот счёт. Да и кот, который поначалу принял появление чужого в доме настороженно, довольно скоро привязался к нему и, как надеялся Морис, хоть немного полюбил.
