Кроме Дарины Всеволодовны в ней работали ещё один парикмахер, маникюрша и уборщица. Клиенты были почти все постоянными. Случайные люди заглядывали в «Ласточку» не так уж часто. Поэтому Любаву приняли любезно, с видом на то, что и она станет постоянной клиенткой.
Девушка попросилась к Дарине, сославшись на то, что ей её посоветовала одна из знакомых матери.
– А вы не помните, кто именно?
– По-моему, мама называла её Ирой.
– Уж не Селиванова ли Ирина Максимовна? – встрепенулась Дарина Всеволодовна.
– Всё может быть, – небрежно отозвалась Любава, – я даже не помню, называла ли мама фамилию. И тут же спросила: – А это Селиванова ваша знакомая?
– Можно и так сказать, – отозвалась Лавренкова, – но мы с Ирой столько лет знакомы, что я её уже считаю своим другом.
– Наверное, редко случается, когда клиентка становится подругой мастера.
– Конечно, редко, – улыбнулась Лавренкова, – но, как видите, случается. Мы с Ирой познакомились, когда обе были ещё девчонками. Я только-только курсы окончила, был второй день моей работы, и вдруг влетает красавица с роскошными локонами и доверяет мне такое невиданное сокровище. Как же я обрадовалась! А потом испугалась до дрожи в коленках. Но ничего не испортила! И Ирине так понравилась моя работа, что она с тех пор стала ходить только ко мне.
– Надеюсь, что и из меня вы сотворите красавицу.
– Вы и так очень красивая, – честно сказала Лавренкова.
– Спасибо, – улыбнулась Любава, – я бы хотела немного изменить свой имидж.
– Вы сами представляете свой новый образ? – внимательно осмотрев волосы и лицо Любавы, спросила Дарина Всеволодовна.
– Пока нет, – призналась Любава, – но надеюсь, что с вашей помощью представлю.
Лавренкова, вероятно, что-то прикинула в уме и спросила:
– Вы хотите, чтобы ваши волосы оставались длинными?
Любава, немного подумав, кивнула, потом добавила:
– Если и укоротить, то чуть-чуть.
– Хорошо, я поняла. Для начала мы сохраним и длину, и цвет ваших волос. Изменим лишь причёску и придадим более золотистый оттенок.
– Угу, – пробормотала Любава, почему-то нисколько не волнуясь за судьбу своих волос, хотя обычно, по словам Рината Ахметова, тряслась над ними, как Кощей над златом.
Любава пробовала его исправлять:
– Кощей над златом чахнет.
– Но ты же не чахнешь, – улыбался он, а цветёшь и пахнешь.
Любаве оставалось только хохотать вместе с ним.
Руки у Лавренковой были проворными, и в то же время все движения казались неспешными, даже плавными. И их прикосновения были очень приятными. Любаву они сначала расслабляли, вселяя в душу беспечность. А потом она всерьёз стала опасаться того, что может задремать. Поэтому девушка собралась с мыслями и спросила:
– А у Селивановой стрижки и цвет волос менялись? Я имею в виду с вашей помощью, – уточнила она.
– В молодости мы много экспериментировали, – улыбнулась Дарина Всеволодовна, и Любава рассмотрела её улыбку в зеркале, – но в последние годы Ирина уже ничего не хотела менять.
– Понятно. Но вот если бы она влюбилась, ей бы сразу захотелось перемен, – проговорила Залеская уверенно.
– Это точно, – согласилась Лавренкова, – да только Ирина оказалась однолюбкой.
– Это, наверное, потому, что ей повезло с мужчиной, – осторожно проговорила девушка.
– Какой там повезло! – взмахнула Лавренкова рукой с расчёской, и лицо её стало печальным.
– Он оказался неподходящим?
– Не то слово! Мало того, что Павел оказался вдовцом с ребёнком. Он ещё абсолютно был неприспособлен жить как все нормальные люди в тепле и уюте. Его призвание – скитаться!
– Как то есть скитаться? – растерялась Любава. – Он что же, был бомжом?
– Не в этом смысле, – пояснила Лавренкова. – Павел – геолог. Большую часть года он пропадал в экспедиции. Когда не стало его первой жены, он вернулся в цивилизованный мир из-за сына. Почему-то он не захотел сдавать его в интернат. Хотя, по мне, лучше бы сдал!
– Неужели всё так плохо? – искренне вырвалось у Любавы.
– Даже хуже, чем вы себе представляете!
Девушка тихо ойкнула.
– Я вам сделала больно? – встревожилась Лавренкова.
– Нет-нет, просто я расстроилась из-за вашей подруги.
– Я сама извожусь из-за сочувствия к ней! Представляете, этот паразит!
– Павел?
– А ещё кто же! Уговорил Ирину усыновить своего балбеса! И она развесила уши и согласилась. Хотя мне она говорит, что усыновление Аркадия, сына Павла, было её идеей. Но я ей не верю, – заключила Лавренкова.
– Почему?
– Не знаю. Мне трудно объяснить вам, почему я так думаю. Но усыновление Аркадия было огромной ошибкой Ирины.
– Он оказался плохим сыном?
– Не то слово! Сколько Ирина потратила на него денег и нервов. После того как Павел сбежал, она всю себя посвятила сыну!
– А мама говорила, что у неё был бизнес, – осторожно вставила Любава.
– Был, – вздохнула Лавренкова, – после отца достался. Но там был хороший управляющий. Он почти сам со всем справлялся. А когда задумал уйти на покой, Ирина почти весь бизнес продала двум братьям.
– Ой! – воскликнула Любава. – Хуже нет иметь компаньонами чужих!
– Почему вы так думаете? – удивилась Лавренкова.
– Так чужие же, воспользовавшись тем, что их компаньон слабая женщина, могут начать обманывать.
– Нет, – покачала головой Дарина Всеволодовна, – я так не думаю. Во-первых, Иру трудно назвать слабой и излишне доверчивой женщиной, а во-вторых, на мой взгляд, братья Артамоновы весьма порядочные люди.
– Ирина познакомила вас с ними?
– И даже более того, – улыбнулась Лавренкова, – я знакома и с их жёнами. Ирина, спасибо ей большое, рекомендовала меня им как отличного мастера. И они остались довольны моей работой. Теперь доверяют свои головы только мне.
– А что же Павел, – спросила Любава, – как уехал, так больше и не возвращался?
– Нет, – грустно покачала головой Дарина Всеволодовна, – сначала писал, звонил, а потом просто сгинул. Аркашка вырос и совсем от рук отбился. Ни учиться, ни работать не хотел. Начал водить в дом своих друзей, подружек. После того как они пару раз устроили шалман, у Иры сдали нервы, и она выставила Аркадия вон.
– И он не пытался вселиться обратно? – удивилась Любава.
– У него на это прав нет.
– Как то есть нет? – удивилась женщина.
– А так. У Павла после жены осталась большая трёхкомнатная квартира. В ней и прописан Аркадий. Но она давно не ремонтировалась и вся в полном запустении. Аркадий её время от времени сдаёт. Но мало находится охотников жить там.
