– Что тебе сказать, есть там пальчики Муромцева, что неудивительно, самой Селивановой, Аркадия Селиванова…
– Аркадия свежие? – оживился следователь.
– Не очень, – покачал головой Незовибатько.
– Понятно…
– Другие отпечатки идентифицировать не удалось.
– Но они есть?
– Как им не быть…
– Что ты имеешь в виду?
– То, что к Селивановой могли приходить гости, например подруги, компаньоны, соседи.
– Умеешь ты, Афанасий Гаврилович, успокоить человека и вселить в его сердце надежду.
– Что есть, то есть, – добродушно прогромыхал Незовибатько.
– Что ж, – Шура запил остатки бутерброда кофе и поднялся, – спасибо тебе, пойду я пожалуй.
– Это правда, что завещание составлено на Муромцева? – неожиданно спросил эксперт.
– Правда, – вздохнул Шура.
– И чего вздыхаешь?
– Не хотелось бы мне, чтобы убийцей оказался он.
– Он знал о завещании?
– Говорит, что нет…
– Всё они так говорят, – пробасил Незовибатько.
– Не скажи… Ладно, я пойду. Спасибо за кофе. Оксане привет.
– Передам, тем более что он не тяжёлый, – ухмыльнулся Незовибатько.
– Кто не тяжёлый, – не сразу «въехал» следователь.
– Не кто, а что! Привет твой!
– Другой раз к привету приложу шматок сала, – шутливо пригрозил Наполеонов.
– Как же, дождёшься от тебя, – отмахнулся эксперт.
День пошёл на убыль, и Наполеонов неожиданно для себя решил, что сегодня он уйдёт с работы, как «белый воротничок» и не станет засиживаться допоздна. Сказано – сделано. Около семи вечера он уже въехал на участок Мирославы Волгиной. Встретили его Морис и кот.
Морис спросил:
– Ты чего заранее не позвонил?
Кот ни о чём не спросил, только сверлил Наполеонова пристальным взглядом пылающих от падающего на них предзакатного света жёлтых глаз.
– Почему не позвонил, сам не знаю, – ответил Наполеонов и тут же встревожился: – Ты что, хочешь сказать, что у нас есть нечего?
– Извини, – улыбнулся Морис, – только салаты…
Шура сморщился, как от зубной боли.
– Ещё осталось вчерашнее мясо, но оно холодное, и пирог с рисом и рыбой.
– Пирога много? – с надеждой в голосе проговорил Наполеонов.
– Тебе, думаю, хватит.
– Ну хоть что-то, – вздохнул Шура.
– Я вообще-то собирался курицу жарить.
– Когда?
– Да вот сейчас.
– Тогда иди! Нет, беги! И ставь. А где Слава?
– Где-то в саду. Иди, поищи.
– Ещё чего! Сама найдётся. Я лучше, пока ты занят курицей, съем холодное вчерашнее мясо и пирог.
Морис весело рассмеялся.
Уже сидя на кухне с полным ртом, Наполеонов возмущался:
– Ты говорил, что вы сейчас никакого дела не расследуете, чего же вы тогда делаете целыми днями?! У вас даже ужина нормального нет!
– Мы отдыхаем.
– Как можно отдыхать без нормальной еды?! Я этого не понимаю!
– Шур! Мы с Мирославой едим мало и поэтому много не готовим.
– Ага, – не успокаивался Наполеонов, – нет, ну я ещё могу понять, Славка девушка, но ты же здоровенный парень! И малоежка!
– Извини, – прищурился Морис, – ты вот, например, ростом не высок, а еды в тебя умещается много.
– Да, – согласился Наполеонов, – несоответствие получается. Но что из этого следует?!
– Что?
– Что ты должен есть в два раза больше, чем я!
– Уволь от такой напасти, – Морис шутливо поднял руки вверх.
Шура хотел продолжить свою воспитательную речь, но тут на кухню вошла Мирослава.
– О! Славка! – обрадовался Наполеонов и, увидев корзину, которую она поставила на пол, тут же спросил: – Что это ты там приволокла?
– Груши.
– Зачем так много?
– Варенье варить.
– Когда?
– Завтра.
– Хорошо, что завтра, – обрадовался он.
– Зря радуешься, – усмехнулась подруга детства, – варить будем завтра, но мыть и резать сегодня. И твои руки лишними не будут.
– Издеваетесь, что ли? – начал возмущаться Наполеонов. – Я весь день вкалывал, как папа Карло. А тут ещё вы!
Однако увильнуть от работы Наполеонову не удалось. Он и сам давно знал, что у Мирославы не забалуешься.
Разрезая груши на дольки, следователь бормотал себе под нос:
– Эксплуататоры.
– Ага, а кто зимой это варенье за обе щеки уплетать будет? – спросила его Мирослава.
Шура запыхтел, но ничего не ответил.
Чтобы прогнать сгустившиеся тучи, Морис сказал:
– А мы сегодня на балет ходили.
– Ополоумели, – прокомментировал Наполеонов это сообщение с самым мрачным видом.
Мирослава весело расхохоталась и добавила:
– А вчера мы слушали оперу.
– Я же говорю, умом тронулись! – вздохнул Шура сокрушённо.
– А завтра идём в драму на «Собаку на сене».
– Всё! Слушать больше ничего не хочу! – Наполеонов бросил нож и недорезанную грушу и заткнул уши руками.
Он видел, что детективы, глядя на него, покатываются со смеху. Убрав руки от ушей, он серьёзно спросил:
– Вам что, заняться больше нечем?
– У нас отпуск, – серьёзно ответил Морис.
– И мы хотим провести его с пользой, – добавила Мирослава.
– Да какая же польза от того, что вы по театрам шляетесь? – возмутился Наполеонов.
– У нас ещё запланированы походы в несколько музеев.
– Зачем?!
– Для обогащения.
– Вы чего, их обокрасть хотите? – подозрительно поинтересовался Наполеонов.
– Нет, мы хотим обогатиться духовно.
– Духовно? – И тут неожиданно для детективов следователь хлопнул себя по лбу, а потом захохотал как сумасшедший.
Морис и Мирослава озадаченно переглянулись.
– Славка, Славка, – завопил Шура, – а ты помнишь нашего завуча?
– Помню, конечно. Хороший был мужик.
– Почему был, – продолжая смеяться, сказал Шура, – он и сейчас есть. Но ты помнишь, что он нам говорил, когда шёл с нами в музей?
– Помню, – осторожно проговорила Мирослава.
