– Ты что такой хмурый? – спросила подруга. – Не выспался, что ли?
– Голодный я, – пояснил Наполеонов, – позвонить вам забыл. И теперь, чувствую, вы меня овощами потчевать станете.
– Почему сразу овощами? – фыркнула Мирослава. – Хотя салатик мы только что нарезали.
– Вот! Об этом и речь!
– Не переживай ты так, – утешил его Морис, – мы с Мирославой налепили сегодня двести штук пельменей.
– А где же они? – Наполеонов кинулся к плите, приподнял крышку на кастрюле, но мало того, что там был кисель, так ещё и горячий! Крышка с грохотом упала на пол.
– По-моему, нам надо, прежде чем пускать Шуру на кухню, связывать ему руки верёвкой, – задумчиво проговорила Мирослава.
– Угу, – поддержал её Морис, поднимая крышку и споласкивая её под краном.
– Вы уж сразу бы наручники на меня надели, а в рот кляп засунули.
– Мы не такие деспоты, как некоторые…
– Где пельмени, я вас спрашиваю?!
– В морозилке, – бесстрастно отозвался Морис, – где же им ещё быть.
Наполеонов бросился к шкафу с посудой, распахнул дверцы, достал самую большую кастрюлю, налил в неё воды и водрузил на огонь.
Морис вздохнул, достал кастрюлю поменьше и перелил в неё часть воды из большой кастрюли. Всё это время Наполеонов следил за его движениями осуждающим взглядом. Наконец вода закипела, и в неё были запущены пельмени.
Пока Наполеонов исполнял возле плиты танец сгорающих от нетерпения аборигенов, Мирослава достала салат, Морис нарезал ровными кусочками пирог с курагой и расставил на столе тарелки для пельменей.
Спустя сорок минут Наполеонов, допив третью чашку приторно-сладкого чая, перебрался на диван и плюхнулся на мягкое сиденье, умиротворённо выдохнул:
– Уф!
Дон перебрался ближе к краю и одарил следователя неодобрительным взглядом.
– Шура, как продвигается твоё расследование? – спросила Мирослава.
– Не важно, – признался следователь, – после того как вы нашли водителя, подвозившего Муромцева, у меня на подозрении опять остался один Аркадий Селиванов.
– Так у него вроде бы алиби.
– Вот именно, вроде бы, – хмыкнул следователь.
– Однако опровергнуть его будет нелегко.
– Не знаю.
– Ты говорил, что его привёз домой друг.
– Точно, Сергей Понамарёв.
– И кто-то из соседей видел, наверное, их приезд?
– Видели, – кивнул Наполеонов.
– И был он далеко не трезвый?
– Аркадий?
– Да.
– Был! Но что помешало ему, чуток отоспаться и выйти из дома, когда начало темнеть? – прищурил один глаз Наполеонов.
– Ничего, – согласилась Мирослава, – но тебе нужно будет найти свидетелей, которые видели его выходящим из дома в тот вечер.
– А Горбункова по-прежнему утверждает, что он был дома?
– Утверждает, – кивнул следователь и сказал: – Я тут как раз заезжал к этой сладкой парочке.
– Чтобы что-то уточнить?
– Чтобы порадовать их известием о том, что наследство-то тю-тю.
– Порадовал?
– А то!
– И что это тебе дало?
Наполеонов пожал плечами.
– В общем-то почти ничего, кроме того, что я и так знал, – Аркадий не сомневался, что разбогатеет после смерти Ирины Максимовны.
– Вот, бедняга, представляю, как он расстроился, – улыбнулась Мирослава.
– Не то слово! Чуть ли волосы на себе не рвал.
– А Горбункова?
– Топала ногами от ярости!
– Да что ты говоришь?
– Представь себе!
– Интересно…
– А что тут интересного? Конечно, она надеялась получить деньги Селивановой, не зря же она столько времени содержала этого оболтуса Аркадия!
– Может, она его любила, – предположил Морис.
– Слушай, викинг, ты вчера, что ли, родился?
– Почему это?
– Потому что у тебя одна любовь на уме!
– Ничего подобного, – сухо ответил Морис, – просто я верю в высокие чувства.
– Ну и верь себе на здоровье!
– Шура, чего ты завёлся? Морис прав, девушка вполне могла влюбиться в Аркадия.
– Может, поначалу она и была в него влюблена, – сбавил немного назад следователь, – но потом её точно обуяла алчность. Вы уж поверьте моему опыту.
Мирослава и Морис переглянулись и засмеялись:
– Верим.
– Слушайте, вы, двое из ларца! Знаете, кого вы мне сейчас напомнили?
– И кого же, интересно?
– Братьев Артамоновых, компаньонов Селивановой!
– Неужели я так мужеподобна? – хмыкнула Мирослава.
– Нет, просто братья Артамоновы, прежде чем что-либо сказать, постоянно переглядывались.
– И что же ценного тебе поведали эти братья?
– Ничего особенного они мне не сказали, хотя признались, что Селиванову знали с детства, как, впрочем, и её родителей.
– У них нет предположения, кто мог убить её?
– Представь себе, нет.
– Муромцева они не подозревают?
– Нет, вы бы слышали, какие дифирамбы они ему пели!
– А что они сказали про Аркадия?
– То, что он прохиндей, хотя, конечно, не так прямо.
– То есть он мог убить приёмную мать?
– Нет, как раз наоборот, несмотря на всю свою лень и безалаберность, убить, по их мнению, Аркадий не мог.
– Но ты им не веришь?
– Я вообще никому не верю! Работа у меня такая, сама знаешь.
– И что же ты намерен делать?
– Копать дальше. Ты мне вот лучше скажи, что должен представлять собой человек, который сначала отравил жертву, потом утопил её и в завершение перерезал ей вены?
– Тебя на психологию потянуло?
– Так без этого никак…
Она кивнула и ответила серьёзно:
– Мне кажется, что убийца сначала не хотел убивать Селиванову.
– То есть?
– Не знаю. Может, сначала он хотел выпросить у неё определённую сумму денег или ему ещё что-то было нужно от неё.
– Если денег, то это может быть только Аркадий.
– Кто знает…
– А ещё тебе ничего не приходит на ум?
– Приходит. Когда преступник понял, что убить Ирину Максимовну всё-таки придётся, он захотел сделать это наверняка, но не был уверен, что ему удалось это с первой попытки и даже со второй.
