– Так я думала, что он ничей, – испуганно пробормотала женщина.
– Ничьих вещей не бывает, – назидательно заявил следователь, – вы должны были отнести находку куда следует. А не доносить на Матвеевича. У нас, понимаешь ли, не тридцать седьмой год на дворе.
– Я исправлюсь! – завопила старушка и, кажется, собралась бухнуться в ноги следователю. Её вовремя успел поймать один из оперативников. Но она продолжала выкрикивать: – Не губи, батюшка! Не губи, родненький! Я по незнанию.
Наполеонов хотел уже ляпнуть, что незнание не освобождает от наказания, но решил не мучить старуху. Что, если у неё и впрямь маразм. Хотя он органически не переносил доносчиков и жадин.
– Так, значит, – сказал он, – следствие учтёт ваше раскаяние. Но вы должны помочь нам.
– Я готовая на всё! – заверила Наполеонова Вера Прокопьевна.
И он не сомневался, что это так и есть.
– Вы должны показать нам место, где вы обнаружили каблук. Вы, Вера Прокопьевна, помните, где это было?
– А то! – оптимистично заявила старушка. – Девичьей памятью я уже не страдаю, а до маразма не дожила. – И, растолкав оперативников, вырвалась вперёд. – Следуйте за мной! – велела она следователю.
– Вы бы, бабушка, хотя бы квартиру сначала закрыли, – робко проговорил один из оперативников. Но Вера Прокопьевна не обратила на его слова внимания. Она уже важно топала впереди оперативной группы и, должно быть, в душе чувствовала себя главнокомандующим.
Мирослава заметила ключи, висящие на гвоздике в прихожей, и кивнула на них оперативнику, который озаботился сохранностью квартиры старушки.
– Вот, возьмите ключи, закройте дверь, а потом вернёте их неугомонной бабульке.
– Точно, – кивнул он и протянул руку за ключами. Через минуту он уже догнал успевшую спуститься на один пролёт лестницы Мирославу.
Когда они вышли из подъезда, то группа во главе с Верой Прокопьевной направлялась к небольшому пятачку возле дороги.
– Вот тут я и нашла этот окаянный каблук, – заявила старушка и выругалась: – Чтобы ему пусто было! И той вертихвостке, что его потеряла.
– Почему вы считаете, что его потеряла именно вертихвостка, – удивился Наполеонов и оторвал глаза от протокола, который заполнял.
– А разве порядочная бережливая женщина станет разбрасываться каблуками? – спросила его сердито Вера Прокопьевна.
Наполеонов только вздохнул в ответ. Потом он велел ей прочитать протокол и расписаться.
Вера Прокопьевна подмахнула бумагу не глядя, гордо заявив, что советская власть её никогда не обманывала и она всегда верой и правдой служила своей стране.
Наполеонов снова вздохнул, подозревая, что старушка не знает, какой сейчас год и в какой она теперь живёт стране.
Но Вера Прокопьевна тотчас развеяла его сомнения:
– Думаете, я не знаю, что эти ироды всё вверх ногами перевернули?! – Она воззрилась на Наполеонова пылающим от ярости взглядом. Он даже и спрашивать не стал, кого она имеет в виду под словом «ироды». Просто пробормотал:
– За найденную ценность, – он кивнул себе под мышку, где в сумке лежал каблук, – вам полагается от государства двадцать пять процентов. – Он вытащил свой собственный бумажник, вынул из него две тысячи рублей и сунул в руки старухи. Она жадно схватила купюру. Оперативник передал ей ключи от её собственной квартиры. И вся группа так рванула с места, словно за ними в любую минуту могла погнаться целая шайка ведьм.
Мирослава в это время уже стояла рядом со своей «Волгой» и что-то рассказывала Морису.
– Фух! – выдохнул подошедший к ним Наполеонов, достал из кармана белоснежный платок и вытер им вспотевший лоб.
Детективы улыбнулись.
– Досталось тебе? – сочувственно спросила Мирослава.
– Не то слово, – признался Наполеонов.
Перевёл взгляд с Мирославы на Мориса, потом обратно и спросил:
– И что теперь?
– Шур, – всплеснула руками Мирослава, – ты просто как маленький! Надо искать бывшую владелицу каблука.
Оба они при этом думали о Горбунковой.
– Не учи меня жить, – вздохнул следователь, – лучше помоги материально! Можно подумать, я не знаю, что нужно искать туфлю. Но как?! Её небось давно уже выбросили.
– Всё возможно, – задумавшись, проговорила Мирослава.
– Умеешь ты обнадёжить человека. Но я думаю, надо всё-таки приступить к поиску следов владелицы туфли.
– Совершенно верно.
– И начать нужно с опроса таксистов.
– Может быть, но…
– Она же могла вызвать такси?
– Могла. Но думаю, что не вызывала.
– Почему?
– Потому что это неразумно.
– По-моему, ты слишком высокого мнения о мозгах Горбунковой! – вспылил Наполеонов.
Мирослава промолчала, и Наполеонов не выдержал.
– Если она уехала на частнике, то ищи ветра в поле.
– Шур! Двор, в котором потерян каблук, находится за ещё двумя дворами, то есть до дороги идти далеко. Поэтому случайный частник отпадает. Такси могла вызвать, зря ты сердишься, просто я в этом сомневаюсь. Не стала бы женщина рисковать.
– Это в том случае, если она в чём-то виновата!
Мирослава пожала плечами.
– Хочу тебе напомнить, – назидательно проговорил Наполеонов, – у нас главенствует презумпция невиновности.
Но Мирослава его не слушала:
– Я бы на месте полиции опросила всех автовладельцев, живущих в этих дворах.
– Слухаюсь! Мой генерал! – козырнул Наполеонов. – Завтра же с утра пошлю оперативников.
Он выполнил своё обещание, и жителей обоих дворов прочесали частым гребнем. Однако опрос автовладельцев ничего не дал. Никто не признался, что выезжал так поздно. Полиция на этом не успокоилась и опросила домочадцев и соседей всех, имеющих автомобили. Вечером Наполеонов в коттеджный посёлок не приехал, но позвонил по телефону и сообщил о нулевом результате.
– Странно, – пробормотала Мирослава.
– Что странно? – заорал Наполеонов. – Целый день угробили! И никакого толку! Твоя идея неверна, – заключил он и отключился, не попрощавшись.
Но Волгина не придала этому никакого значения.
Она думала о том, что же пошло не так. Уже совсем стемнело, а она всё сидела и думала. Луна покачивалась в небе, точно абажур на шнуре. На самом деле, конечно, качались ветви деревьев, то с одной стороны, то с другой закрывая луну от взгляда наблюдателя. Но иллюзия покачивания луны казалась реальностью.
– Ага, – сказала сама себе Мирослава и отправилась спать. Она уснула сразу же, как голова её коснулась подушки. Дон запрыгнул на кровать и, подобравшись поближе, устроился у неё под боком. Тихонько замурлыкав.
