– Была. Однако старики вымерли, молодёжь разбрелась кто куда. Я ей так и сказал, а она ответила, поэтому и я оттуда уехала. И что ты будешь с ней делать?
– В этой деревне были люди с такой же фамилией, какую она носила до замужества?
– Мне ответили, что все архивы сгорели ещё в девяностые годы прошлого века.
– Удобная история, – кивнула Мирослава.
– И я про то же.
– Шур! А что, если корни Аниты поискать в другом месте?
– В каком таком другом? – Между бровями Наполеонова пролегла складка.
– Понимаешь, давно замечено, что люди, придумывая себе новое имя, фамилию, место жительства, неосознанно связывают всё это с настоящими именами и названиями, которые они хотят скрыть.
– Слышал я такую версию. Но что нам с того?
– Мы можем попробовать найти деревню Петушки в другом месте.
– Подойти к карте и ткнуть наобум указкой?
– Нет. Закрой глаза.
– Зачем?
– Закрой и узнаешь.
– Сейчас, пирожное чаем запью. – Выпив почти полную чашку чая, он устроился поудобнее, закрыл глаза и объявил: – Подопытный кролик к эксперименту готов.
– Сибирь, – произнесла она.
– Урал, – на автомате ответил он.
– Вот видишь, – сказала она.
– Ты думаешь? – открыл он глаза.
– Предполагаю.
– Чем чёрт не шутит! – воскликнул Шура. – Пожалуй, стоит копнуть.
– Я тоже так думаю.
Вскоре Шура засобирался домой. Все оставшиеся пирожные Морис сложил в коробку и положил в пакет, туда же он добавил вторую коробку, в которой была тепличная клубника. Оба детектива прекрасно знали, что её обожает Софья Марковна, мама Шуры Наполеонова. Мирослава тем временем сходила в сад и принесла несколько веток сирени.
Шура растрогался, встал на цыпочки, чмокнул в щёку сначала Мирославу, потом Мориса, который, как всегда, не успел увернуться от Шуриных нежностей. Зато Дон, увидев, что Наполеонов направился к окну, быстро спрыгнул с подоконника и без оглядки умчался в сад.
– Нет, вы только подумайте! – всплеснул руками Шура. – Это лохматое чудо подумало, что я и его стану целовать! Тьфу! Тьфу! – поплевал он через плечо.
Детективы заулыбались.
Глава 20
Наутро Наполеонов позвал к себе оперативника Дмитрия Славина и объявил:
– Дима, ты поедешь с нами.
– Куда?
– В бутик.
Славин не смог сдержать улыбки.
– Ты не очень-то веселись. Надо поговорить с любовницей Трифонова.
– Так это я и один могу сделать, – снисходительно обронил он.
– Как-нибудь без тебя справлюсь, – отрезал Наполеонов.
– Тогда зачем же мне туда ехать? – пожал широкими плечами старший лейтенант.
«Вот в таких бабы и влюбляются, – подумал следователь, – чтобы было на чём слёзы лить». Почему именно слёзы, Наполеонов и сам не знал. Но зато он прекрасно был осведомлён о другом: не одно женское сердце разбил старший лейтенант, хотя занести его в список сердцеедов ни у кого рука бы не поднялась. Женщины влюблялись в Славина без всяких усилий с его стороны. Иногда Наполеонову казалось, что Славин больше интересовался живописью, чем оперативной работой. Хотя сам оперативник и не писал картин.
«Понабрали в полицию, чёрт-те знает кого, – подумал следователь с притворной сердитостью, – один в художественной галерее своего отца пропадает, другой места преступлений фотографирует так, словно собирается посылать их на фотовыставку». Наполеонову вспомнились фотографии, сделанные Валерьяном Легкоступовым на месте последнего преступления. При взгляде на них создавалось такое впечатление, что сделаны они не для того, чтобы отразить детали места убийства, а чтобы воспеть красоту цветущего бобовника. Мысленно махнув на всё рукой, следователь взглянул на Славина и ответил на его вопрос:
– Ты вообще едешь со мной исключительно по капризу дамы!
– Дамы сердца? – улыбнулся оперативник.
– Если бы, – вздохнул Наполеонов.
И лишь забравшись в автомобиль и увидев там Мирославу Волгину, Дмитрий, поздоровавшись, спросил:
– Так это ты таинственная дама?
– О чём это ты, Димочка? – ласково спросила она.
– Наполеонов сказал, что я еду на задание по капризу дамы.
– А, – улыбнулась Мирослава, – тогда да, это я. Дим, у меня к тебе одна просьба.
– Для тебя хоть десять, – ответил он, галантно склонив голову в полупоклоне.
– Смотри, – шутливо погрозила она ему пальцем, – вот поймаю за язык, и будешь, как раб на галерах, служить мне вечно.
– Пощадите, сударыня. – Он картинно прижал правую руку к груди.
– Короче, Дима, – проговорила Мирослава, став серьёзной, – мы сейчас едем в бутик к Люции Рудольфовне Маковецкой, любовнице Трифонова. Шура сказал, что она прелесть как хороша.
– Мне-то что? – пожал плечами Славин.
Мирослава, не обратив внимания на его замечание, продолжила:
– Наполеонов с ней будет беседовать, я буду делать вид, что вникаю, а ты всё это время должен смотреть на неё зачарованными глазами.
– Это ещё зачем? – удивился он.
– Не спрашивай, просто сделай.
– Ладно, буду есть эту особу глазами и пальчики облизывать, только я подозреваю, что ты пока сама не знаешь, как тебе может пригодиться эта заготовка.
– Надо же, какой ты умный, просто страсть! – рассмеялась она. – Смотри, только Любаве не проговорись о своих похождениях.
– При чём здесь Залеская? – не понял он.
«Да, – подумала про себя Мирослава, – до чего же порой бывают слепы мужчины. Не видят очевидного!» Но открывать Славину глаза на влюблённость в него Любавы она, конечно, не стала. Пусть сами разбираются.
Для беседы полиции с Люцией хозяйка бутика Вероника Олеговна Кудрявцева любезно предоставила свой кабинет. Детектив бросила на девушку внимательный взгляд, когда они только вошли в помещение. Мирослава ещё не видела жену Трифонова Аниту вживую, только на видео и фотографиях, но тем не менее она поняла, что яркая вульгарная Анита явно проигрывает в сравнении с таким трепетным мотыльком, каким выглядела Люция.
Когда все расселись по местам, следователь начал задавать свои вопросы. Мирослава делала вид, что чиркает что-то в блокноте. Краем глаза она видела, что Славин не сводит с девушки взгляда. Ни дать ни взять влюблённый с первого взгляда. Заметила детектив и то, что девушка не оставила взгляды оперативника без внимания.
Дмитрий между тем подумал: «И впрямь красотка! Только не в моем вкусе. Слишком бледная, худощавая. Волосы какие-то скандинавские и в глазах не то что огня, искорки нет. Не то что Любава», – почему-то невольно промелькнуло в его мозгу. Хотя все, кто хоть раз видел Залескую, согласились бы, что старший лейтенант была олицетворением насыщенной сочными красками цветущей женской красоты.
