Жаль, что в своё время Шура, будучи мальчишкой, не удосужился спросить деда Мирославы, каким образом он, работая почти всю свою жизнь, раскручивал сложнейшие дела. По крайней мере, Шура не помнил, чтобы полковник Волгин заводил хоть раз разговор об интуиции и ноосфере. Наполеонов вздохнул. Он понимал, как бы Мирослава ни распутывала цепь преступлений, она всегда оказывалась права. По крайней мере, он не мог вспомнить, как ни старался, ни одного случая, где бы она допустила грубую ошибку и не разоблачила преступника. Вот и дело по убийству Трифонова казалось весьма сложным. Никому в голову, кроме Мирославы, не пришло, что две девушки из глухого посёлка могли разработать сложный план, после чего приехали в столицу их губернии и воплотили его в реальность. Одна выходит замуж за богача. Другая спустя полтора года становится его любовницей и убивает его. Это уже потом они рассказали следователю, как встали на путь преступления и что их к этому подтолкнуло.
Одна подруга работала гардеробщицей в поликлинике, другая курьером.
– Я не собираюсь всю жизнь подавать драные пальто старичью.
– А я не хочу пробегать до пенсии, как гончая.
Та, что работала курьером, приносила из вестибюлей фирм гламурные журналы, и две подруги вместе рассматривали их и исходили слюной и желчью от зависти.
Одна сказала другой:
– Если бы мы с тобой родились в социалистическом государстве, то, как наши мамы и бабушки при советской власти, окончили бы институты и работали в чистом месте, жили бы не хуже других. А теперь, при диком капитализме, мы с тобой никто! Две девчонки из дыры на бюджетное место никогда не попадут, хоть мы и неплохо учились в школе. А на платное отделение денег у нас с тобой нет.
– Что же делать? – спросила другая. И добавила: – Ведь денег ужасно хочется!
– Надо взять их у того, кто отнял их у простого народа! – загорелась революционным энтузиазмом первая.
– Ты хочешь сказать, грабь награбленное? – усмехнулась вторая. – Прямо как большевики.
– И чего? Моя прабабка при большевиках получала 120 рублей и каталась на свою пенсию как сыр в масле. А теперь у неё 12 тысяч. Половина уходит на коммуналку, третья часть на лекарства. Вот бабка и говорит: «Хорошо, что все зубы выпали, ем теперь мало».
– Люся! Мне так тошно от этой жизни!
– Не тебе одной! Надо ехать в мегаполис. И запомни, я теперь не Люся, а Люция! А ты не Нюся, а Анна, нет, Анита!
– Но документы…
– Нам надо их поменять.
– Как?
– Для начала мы разъедемся в разные города. Например, я в Воронеж, а ты в Свердловск. Паспорта придётся потерять и получить новые. Заодно сменить имена.
– Ты думаешь, у нас получится?
– Я уверена в этом! К тому же нам обеим повезло с внешностью. И мы без проблем воспользуемся похотливостью глупых самоуверенных самцов.
– Я боюсь, – заканючила первая.
– Тогда оставайся плесневеть здесь. Я уеду одна.
– Нет, Люся, я с тобой! Оставаться здесь без тебя мне ещё страшнее.
Сказано – сделано.
Наполеонов разговаривал с обеими из них по отдельности. Слушал их исповедь, изумлялся и ужасался.
– То есть это произошло не спонтанно, – уточнил следователь.
– Конечно, нет, – снисходительно рассмеялась Анита.
– Вы не боялись, что ваш муж изменит своё завещание?
– Нет, – снова рассмеялась она.
– Почему?
– Этот надутый индюк боялся выглядеть смешным в глазах окружающих.
– Не вижу ничего смешного в том, чтобы лишить наследства неверную жену.
– Никто не знал, что я ему неверна.
– То есть?
– Трифонову ничего не удалось разнюхать. Если он о чём и догадывался, то молчал. О своих подозрениях муж не распространялся. То, что об этом знали или догадывались мои приятельницы, в расчёт не бралось.
– Но всё равно вы шли на риск.
– В какой-то мере да, – согласилась она, – но даже если бы он отменил завещание, он остался бы вовсе без него. И что?
– Что? – машинально повторил следователь.
– То! С детьми он в ссоре. Бывшей жене ему было стыдно в глаза посмотреть. А кого мы больше всех ненавидим?
– Кого?
– Того, перед кем чувствуем себя виноватыми. Так что я в любом случае не осталась бы внакладе. А теперь я выиграла! И вам нечего мне предъявить!
– Ошибаетесь, – сказал следователь и включил запись разговора двух подруг.
– Откуда у вас это? – округлила она глаза, узнав собственный голос и голос Люции.
– Ваша подруга дала.
– Вот стерва! А я ей верила!
– Так верили, что решили всю вину свалить на неё одну.
– Так она всё это придумала! У меня бы мозгов не хватило.
– Не понимаю, что вам не хватало? Зачем было настраивать мужа против себя?
– Чтобы избавиться от него, – цинично ответила Анита.
– У вас же было всё! Зачем вам понадобилось убивать Трифонова?
– Вы думаете, приятно спать со старым козлом? – усмехнулась она.
– Так уж и со старым, – переспросил Наполеонов, – ему шёл пятьдесят шестой год.
– А вы представьте себе его обвисшее брюхо, розовую лысину, которую он пытался спрятать, начёсывая свои редкие волосёнки, его вылезавшую по утрам седую щетину и эти вставные зубы.
– Предположим, вставные зубы есть и у молодых.
– Предположим, – развязно усмехнулась она, – например, у вас.
У Шуры, слава богу, ещё все зубы были свои, но он считал дурным тоном говорить о своих зубах этой распущенной девице.
– И потом, – сказала она тихо, – я просто ненавидела его.
– За что?
– За то, что он успел хапнуть!
– С чего вы взяли, что Трифонов что-то откусил от общего пирога?
– Откуда же у него богатство?
– Оттуда, что он и его жена работали, как проклятые! Вся вина Трифонова в том, что он на старости лет бросился бегать за молодками. Они, вернее, вы со своей подельницей и убили его за это.
– Не я, а Люция. Когда наступил подходящий момент, она воспользовалась им. И потом, я вам не верю, – сказала Анита.
– В чём?
– В том, что Гордей нажил деньги своим собственным горбом! Как говорила некогда моя прабабка: «Трудом праведным не наживёшь палат каменных». Вот прадед рассказывал, что когда он работал на заводе наладчиком, то зарабатывал 40 руб в месяц. В те времена это о-го-го какие деньжищи были. А зам. генерального директора на этом же заводе получал 250 руб. Но это раньше, а теперь у кого насест выше, тот и получает больше. А трудягам одна шелуха летит. И где справедли- вость?!
