Он с сомнением взглянул на меня:
– А ты хочешь поприветствовать моего предка?
– Горю желанием, – серьезно ответила я, лишь чуточку утрируя.
На самом деле мне просто хотелось уйти из шумного зала и немного пообщаться с ним без посторонних глаз. Мы же встретились впервые за несколько месяцев, а перебросились буквально парой фраз. То есть больше, конечно, но все не по делу. Вернее, как раз исключительно по делу… Совсем я запуталась!
– Ну пойдем, – ответил Данила безо всякой охоты.
Похоже, он, наоборот, не хочет оставаться со мной наедине. Я его разочаровала? Он тоже представлял мой идеальный образ, не очень монтирующийся с оригиналом? Впрочем, я слишком все усложняю. Везде говорят и пишут, что парням не свойственны глубокие переживания на тему отношений с девушками. Или это очередной стереотип?
Комната оказалась сквозной, и мы направились к противоположному выходу. По пути я кинула мимолетный взгляд и зеркало и ужаснулась: волосы растрепались не только у Данилы! Мне тоже не помешало бы поправить прическу, а заодно и макияж. Кто же знал, что вальс так разрушителен для внешности. И как киношным красавицам на балах удается сохранять прекрасный свежий вид после быстрых танцев? Мне хватило всего одного, чтобы выглядеть так, будто я не вальс станцевала, а пробежала кросс.
Сейчас прихорашиваться было некогда – не зависать же у зеркала на глазах у Данилы! Поэтому я, слегка отстав, быстрыми движениями пригладила волосы и осторожно провела пальцами под глазами на случай, если тушь размазалась.
– Да красивая, красивая! – обернувшись, небрежно бросил Данила.
Ну и парень – мог бы сделать вид, что ничего не заметил! Идти смотреть на портрет его предка стремительно расхотелось, но отступать было поздно. Мы долго шли каким-то темным коридором и наконец попали в стеклянный переход между двумя зданиями.
Я выглянула в окно: на улице по-прежнему что-то сыпалось с неба, но теперь это был снег, а не дождь. Редкие снежинки планировали в воздухе и летели, казалось, не вниз, а вверх. Неужели к Новому году температура понизилась до минусовой? Росшие во дворе высокие кремлевские ели были украшены гирляндами и выглядели так нарядно и празднично, что немедленно захотелось выйти на улицу. Над домами уже взлетали и рассыпались разноцветными искрами фейерверки – кому-то не терпелось, люди не могли дождаться наступления полуночи.
Я покосилась на Данилу: интересно, что он скажет на предложение прогуляться? Кажется, лучше не проверять, хватит и портрета предка, который, в принципе, я не сильно стремилась увидеть: слишком много страшного и непонятного было с ним связано. То есть не с самим портретом, конечно, а с тем, кто на нем изображен… Зато благодаря этому мы с Данилой познакомились и сблизились, так что передать привет его прапрадеду имелись все основания.
Когда мы миновали переход и вновь углубились в какой-то коридор, я совсем перестала ориентироваться. Если вдруг останусь сейчас одна, вряд ли самостоятельно найду дорогу обратно…
Я одернула себя: что-то фантазия чересчур расшалилась. С какой стати я должна остаться тут одна – Данила меня куда-то заведет и бросит, а сам сбежит? Но зачем ему это? Даже если подобное случится, ничего страшного: это же не пустыня и не темный лес…
– Пришли, – сказал он.
Я вздрогнула от неожиданности: так глубоко замечталась, что перестала замечать все вокруг. Возникни у него желание, завести меня куда-нибудь не составило бы труда.
Мы оказались в небольшом холле, стены которого украшали портреты. Данила подвел меня к одному из них:
– Это он.
Я всмотрелась в лицо. Вот ты какой, Ломов Даниил Александрович, капитан первого ранга. Я пыталась уловить сходство с моим спутником, но трудно было представить молодым строгого капитана с нахмуренными бровями и пронзительным взглядом. Скорее он напоминал ректора, чьим выступлением мы недавно наслаждались: налицо профессиональная деформация.
– Привет, Данька, – шепотом поздоровалась я.
Даниле мое фривольное обращение к предку не понравилось.
– Что это ты с ним так фамильярно? – поинтересовался он.
– А ты считаешь, после всего, что мы пережили по его милости, нельзя пообщаться запросто?
– Пообщаться? – скептически повторил он. – Устроишь спиритический сеанс?
– В другой раз, – невозмутимо отозвалась я.
В этот момент я ощутила смутную тревогу. Как будто кто-то попал в беду и отчаянно звал на помощь, а я поймала сигнал SOS, но ничего не могла поделать…
Данила не особенно внимательно мазнул взглядом по портрету, отошел, уселся на подоконник и похлопал по нему ладонью:
– Иди сюда.
Я послушно подошла и уселась рядом. Из окна сквозило, хотя на нем были установлены стеклопакеты, а от батареи шло тепло, и это создавало странный контраст. Я выглянула за стекло и отвела глаза: все равно отсюда мало видно.
– Не холодно? – Данила подвинулся и обнял меня за плечи.
Мне было не холодно, а теперь и вовсе стало жарко. Он все понял неправильно! Решил, что я придумала поход к портрету предка, надеясь на объятия и поцелуи. Но я вовсе не имела в виду ничего подобного. Собиралась спокойно поговорить, а Данила счел, будто я навязываюсь со своими чувствами…
– Так что ты хотела мне сказать?
* * *
Данька не знал, какие обстоятельства привели в школу остальных учеников, особенно тех, с кем он уже успел повстречаться, приняв за уличную шпану. У него самого была четкая цель – выучиться управлять не только весельными лодками. До сих пор Данька не выезжал никуда дальше своей деревни, расположенной на берегу Ладожского озера, и на воде чувствовал себя вполне уверенно в любую погоду. А их озеро бывало таким неприветливым!
Однако он мечтал о большем – встать у штурвала крупного судна. Как то, на борту которого он познакомился с Лизой… Он даже зажмурился, вспомнив о ней. Девчонка, путешествовавшая на том самом пароходе, который задумали ограбить Данькины односельчане во главе с его собственным дядей Михаилом. Он не хотел идти с ними, но пришлось – его заставили.
Всему виной – Данькина феноменальная способность улавливать любые звуки на огромном расстоянии. Он должен был предупредить всех в случае приближающейся опасности, но не сделал этого, хотя шум катеров речной милиции прекрасно расслышал задолго до остальных…
И какой результат? Его односельчане и дядька Михаил под следствием, он – в судоходной школе, а Лиза со своей мамой – у себя дома, наверно. С того самого дня, когда его освободили и выпустили, Данька их больше не видел. А ведь эта женщина, помнится, тогда пообещала ему помочь…
Он не слишком обижался: мало ли что можно сказать сгоряча. В тот момент она была благодарна ему за спасение и красочно расписала в милиции случившееся, подтвердив: Данька сделал для них с дочкой все, что мог. Откровенно говоря, особой его заслуги в этом не было: не он же вызвал милицию. Проводился плановый рейд – в тех местах давно было неспокойно. Он просто не позволил преступникам скрыться, тем самым помог задержать их и отдать под суд.
