Уверен, если бы Стивен Голдсмит чувствовал, что есть пусть даже минимальная вероятность освобождения Франклина из тюрьмы, пока еще тот физически в состоянии совершить другое насильственное преступление, он выступил бы за продолжение дела в суде. Между тем окружной прокурор округа Оклахома, Роберт Мэйси, объявил о намерении начать процедуры экстрадиции для перевода Франклина в федеральную тюрьму в Оклахома-Сити с последующим преданием его суду по обвинению в убийстве Джесси Тейлора и Мэрион Брезетт в 1979 году возле продуктового магазина у машины, в которой находились и стали свидетелями убийства трое маленьких детей. Поскольку в штате Оклахома сохранялась смертная казнь, Мейси вполне обоснованно полагал, что обвинительный приговор гарантированно освободит американские города от страха перед Франклином.
В конце концов Франклин остался в Марионе, где не мозолил глаза публике, а дело в Оклахоме так и не дошло до суда. В январе 1983 года Мэйси отказался от обвинений в убийстве, заявив, что шансы на вынесение обвинительного приговора не оправдывают расходов по судебному преследованию. Некоторые доказательства устарели, и он не был убежден в точности соответствующих отчетов полиции.
Должен признаться, прочитав об этом решении, я испытал разочарование. Я не верю в смертную казнь повсеместно и во всех случаях, но вот этот конкретный убийца, как мне представлялось, определенно ее заслужил. Можно спорить, является ли смертная казнь общей сдерживающей мерой; тот факт, что ее применяют так редко, заставляет меня думать, что сдерживает она не так уж и многих. Но это определенно специфический сдерживающий фактор – никто из казненных не совершил больше ни одного убийства. И, учитывая склонность Франклина к побегу, я не был уверен, что он перестанет отнимать чужие жизни, пока у него не отнимут его собственную.
Прокуроры по всей стране отказывались преследовать Франклина, и для многих убийц это означало конец истории: нераскрытые преступления, в совершении которых их подозревали, так и останутся нераскрытыми. Большинство осужденных преступников считают, что им повезло, когда другие заведенные против них дела оказываются недоказуемыми из-за отсутствия признания или новых вещественных доказательств, поэтому они помалкивают. А вот Франклин повел себя иначе.
Хотя Роберт Эррера связывал Франклина с покушением на убийство издателя журнала «Хастлер» Ларри Флинта, веских доказательств того, что в Лоуренсвилле, Джорджия, в издателя стрелял именно Франклин, не было. В результате Флинт оказался в инвалидной коляске, испытывая постоянную боль и пытаясь подавить ее с помощью наркотиков, что привело к зависимости и нескольким операциям. В конце концов он перенес инсульт, после которого у него возникли проблемы с речью.
Дело так и не сдвинулось с места, потому что, как и во многих других случаях с участием снайпера, стрелка никто не видел. Флинт потратил много времени и денег, пытаясь раскрыть личность стрелявшего. Еще находясь в больнице и выздоравливая после двух тяжелых ранений, он сказал Руди Макса, тогда репортеру «Вашингтон пост», что «покушение на его жизнь было делом рук команды убийц, связанной с правительством. Мотив: заставить его отказаться от расследования убийства Джона Кеннеди».
Впоследствии он не раз говорил интервьюерам, что, по его мнению, в него стрелял «тот же человек, который стрелял в Вернона Джордана». В другом случае, как сообщает «Атлантик конститьюшн», Флинт говорил, что за покушением стоял ряд законодателей и политиков Джорджии, заинтересованных в том, чтобы помешать ему «разоблачить то, что на самом деле происходит в этой стране».
В августе 1983 года Франклин написал письмо в прокуратуру округа Гвиннетт, которую возглавлял тогда Дэниел «Дэнни» Портье. В письме говорилось: «Меня зовут Джозеф Пол Франклин. Я застрелил Ларри Флинта. Если вы отвезете меня в округ Гвиннетт, я расскажу вам об этом».
Вместо этого в следующем месяце капитан Лютер Франклин «Мак» Маккелви и сержант Майк Коварт отправились в Марион и провели четыре часа в разговоре с Франклином. Сначала он сказал, что письмо было розыгрышем, но потом согласился поговорить серьезно.
– При первом контакте он прощупывал нас, и мы прощупывали его, – рассказывал Коварт репортеру «Конститьюшн» Робу Левину. – Он показал, что хорошо осведомлен о деле, и подбросил достаточно зацепок, чтобы мы задумались о возможности предъявить ему обвинение. Чем тщательнее мы изучали его бэкграунд, тем больше укреплялись в своих подозрениях.
После визита Маккелви неоднократно разговаривал с Франклином по телефону. Он знал, что Франклин берет информацию о деле из газет, но осужденный предоставил такие детали, которые мог знать только преступник. Что касается мотива, то первоначальная теория представлялась вполне правдоподобной: Франклину не понравились откровенно сексуальные изображения в «Хастлере» смешанных пар.
В связи с этим вставал другой вопрос: почему Франклин вдруг выдал себя, если он на самом деле был стрелком?
Учитывая свою репутацию и недавнее жестокое покушение, Франклин, должно быть, понимал, что даже в охраняемом блоке остается меченым. Он ясно выразил желание перевестись в другое, более безопасное место, по возможности вне федеральной исправительной системы. Шанс достичь этой цели появился бы, если бы его судили и признали виновным в федеральном преступлении. Учитывая прошлый опыт, следовало иметь в виду, что Франклин способен снова сбежать – либо при переводе в другую тюрьму, либо из здания суда.
К признанию насильственного преступника могут подтолкнуть разные причины. Если он уже осужден, то может подумать, что терять уже нечего, что шансов вернуться к обычной жизни нет, а преступления, о которых он рассказывает, но за которые не был привлечен к суду, не наказываются смертной казнью. Некоторым просто скучно. А кто-то хочет получить признание и более высокий статус в уголовной среде.
Вот так и появляется дополнительный мотив для выборочного признания. Описать его можно так: в чем польза твоих «достижений», если они никем не признаны?
Серийный убийца, который гордится своими преступлениями и испытывает личное удовлетворение, всегда пребывает в тисках эмоций. Поделишься с кем-то – рискуешь попасть за решетку, держишь в секрете – остаешься никем. Преступникам, для которых акт убийства является наиболее важным аспектом их жизни, аспектом, придающим ей смысл, эмоционально сложно не быть публично связанным с убийствами.
Два самых ярких случая в моей карьере – дела Сына Сэма в Нью-Йорке и BTK в Уичито, Канзас. Почтовому клерку Дэвиду Берковицу было недостаточно того, что он убивал пары в машинах в 1977 году, а затем возвращался на место преступления и, мастурбируя, заново переживал ощущение власти и господства. Он должен был получить признание, поэтому назвал себя Сыном Сэма, послушником трехтысячелетнего демона, живущего в лабрадоре-ретривере соседа, и написал детективу полиции Нью-Йорка капитану Джозефу Борелли и обозревателю «Дейли ньюс» Джимми Бреслин. Муниципальному инспектору, несостоявшемуся копу и вообще неудачнику Деннису Рейдеру было мало того, что он проникал в дома, дожидался возвращения жильцов, связывал их в неудобных позах, душил и наблюдал, как они умирают; ему нужно было сообщить в полицию и СМИ, что серийный убийца заслуживает их внимания и уважения. Жаждая, как и Берковиц, внимания, он также дал себе прозвище со смыслом. Живя и работая в Уичито, Рейдер не мог позволить себе раскрыться, хотя и подлетел к пламени славы настолько близко, насколько посмел, отправив письма в средства массовой информации. И в конечном итоге именно комбинация письменного и цифрового общения окончательно его погубила. Не будь этого общения, его никогда бы не поймали.
