Эти утверждения говорят сами за себя, и нам нетрудно понять, как они «помогли» жюри прийти к общему согласию. Но профайлеру и криминальному аналитику вроде меня они дали интересную информацию о личности Франклина.
Во-первых, он произносит речь не для того, чтобы разозлить присяжных или настроить их против себя. Скорее он констатирует что-то, во что верит сам и в чем хочет убедить их. Он не ожидает, что жюри примет его сторону, тем более при наличии в нем двух афроамериканцев; он уже давно в тюрьме и знает правила. Но он хочет, чтобы они поняли, почему он сделал то, что сделал, и почему гордится этим. Он хочет, чтобы его заявление было обнародовано – если контролируемые евреями средства массовой информации его обнародуют – и вдохновило других присоединиться к его делу. Итак, мы наблюдаем здесь тонкий психический баланс между нелепой параноидальной фантазией и логическим рассуждением о том, как передать свой месседж.
Во-вторых, очевидно, что в рамках своей параноидальной логической системы он искренне верит, что является набожным христианином и верующим. Желает ли Иисус, чтобы его последователи выступили против евреев и людей с черным цветом кожи? Ни один разумный человек так не подумает, и все же Франклин убедил себя в том, что исполняет священную миссию, предписанную ему Богом, и делает то, что говорит Иисус. Психологически он обезопасил себя от обвинения в том, что делал что-то плохое и неправильное, поэтому не испытывал необходимости ни каяться, ни сожалеть. С помощью такого же механизма сексуально мотивированные серийные убийцы обезличивают своих жертв. Корни его – в полном отсутствии эмпатии и нарциссической идее, что они единственные, кто важен, кто имеет значение.
Сумасшедшие? Нет, ни под какое юридическое определение они не подпадают. Это просто очень плохие люди.
Судья Мейер назначил Франклину от пятнадцати до двадцати одного года за подрыв синагоги и еще от шести до десяти лет за хранение взрывчатых веществ. Отбывать наказание полагалось последовательно, хотя все в зале суда понимали, что эти меры носят символический характер и отбыть эти сроки Франклин сможет только после того, как отсидит пожизненное за убийства в Солт-Лейк-Сити.
Но для судьи символизм был важен.
– Евреи подвергаются преследованию две тысячи лет. Но независимо от того, что происходит на Ближнем Востоке и в Ирландии, мы должны заявить, что мы не потерпим преступлений против человечности, – сказал судья.
К тому времени, когда в понедельник, 10 февраля 1986 года, в суде округа Дейн начался суд над Франклином по обвинению в убийстве в Мэдисоне, он уже отказался от признания, сделанного в тюрьме двум полицейским. За месяц до этого судья Уильям Бирн отклонил просьбу заключенного замолчать это признание, но разрешил ему защищать себя с помощью адвоката и бывшего государственного общественного защитника Уильяма Олсона.
Передавая дело об убийстве Мэннинга – Швенн в суд округа Дейн, окружной прокурор Хэл Харлоу пояснил, что с имеющимися приговорами Франклин получит право на условно-досрочное освобождение уже в 1990 году, а потому он постарается добиться для него приговора за убийство, гарантирующего, что Франклин никогда не выйдет.
– К моему удивлению, никаких гарантий, что его никогда не выпустят, действительно не было, – сказал прокурор.
Мне не очень нравится сравнивать реальных убийц с вымышленными, но в одном отношении – речь идет не об интеллекте – Франклин напоминал придуманного писателем Томасом Харрисом персонажа Ганнибала Лектера, который тоже как бы отбывал пожизненный срок, но при этом все боялись, что может случиться, если он когда-нибудь выберется из тюрьмы. Франклин тоже зарекомендовал себя исполненной ненависти, эффективной машиной для убийства.
Выступая в качестве собственного адвоката перед собранным исключительно из белых жюри, Франклин настаивал на том, что сфальсифицировал признание, чтобы добиться перевода из тюрьмы Марион, штат Иллинойс, и что получал подробности преступления из газет.
– Я просто хотел добиться временного освобождения от федеральной тюрьмы из-за жестоких условий содержания, – сказал Франклин.
Затем, обращаясь к себе в третьем лице, он заявил:
– Улики и свидетельские показания в этом деле покажут, что ответчик не был исполнителем этого преступления. У них здесь нет дела, кроме признания, а подсудимый заявляет теперь, что это признание ложное.
Он также утверждал, что его пытали, чтобы заставить признаться, что было явно абсурдом для всех, кто слушал кассету.
Зал суда усиленно охранялся, и ноги у Франклина были скованы, хотя присяжные не могли этого видеть, когда он сидел за занавешенным столом защиты. Харлоу включил кассету с признанием, в которой Франклин описывал, как приехал в город под именем Джона Уэсли Хардина, назвав себя так в честь знаменитого стрелка и игрока Дикого Запада, с намерением убить судью Симонсона, но в конечном итоге застрелил молодую пару на автостоянке торгового центра.
Джоанна Карен Томпсон, кассир в Государственном банке Огайо в Колумбусе, идентифицировала Франклина как человека, который 2 августа 1977 года направил ей в лицо револьвер «Магнум-357». Банк лишился тогда двух с половиной тысяч долларов. Теперь она тихонько заплакала, указала на него и сказала: «Это был он».
Франклин описал этот случай в своем признании и охарактеризовал как «конфискацию денег у еврейских банкиров». Ричард Томпсон, эксперт по баллистике, ранее работавший в лаборатории криминалистики штата Висконсин (и не имеющий никакого отношения к кассиру банка Джоанне Томпсон), подтвердил, что пули 38-го калибра, изъятые из тел Мэннинга и Швенн, могли быть выпущены из такого оружия.
Обвинение строилось на серьезных доказательствах. Капитан полиции Мэдисона Ричард Уоллден дал показания о своем телефонном разговоре с Франклином 7 февраля 1984 года. Потом была запись признания, давшая надежду на торжество долгожданного правосудия. Шел четвертый день судебного разбирательства, когда двенадцать присяжных и двое заместителей услышали признание Франклина и его полные ненависти слова.
Выступая с заключительным словом утром в пятницу, 15 февраля, Харлоу назвал убийства «хладнокровной казнью» и добавил: «Подсудимый виновен в ужасном, бессмысленном, ненужном преступлении, преступлении почти ради забавы… Он гордился тем, что сделал. Он хотел об этом говорить. Ему не терпелось этим поделиться». Говоря о записанном признании, Харлоу назвал его «горделивыми воспоминаниями о хорошо выполненной работе».
– Правосудие ждало девять лет, – сказал он. – Я прошу, чтобы оно больше не ждало.
В точности мои мысли.
Присяжные определенно сочли признание правдивым и уже через два часа вынесли приговор по двум пунктам обвинения в убийстве первой степени.
– История подсудимого, история насилия, террора и убийств побуждает этот суд сделать все возможное, чтобы он никогда и никого больше не убил, – констатировал судья Бирн, произнося один за другим два пожизненных приговора, обязательных для отбытия в полном объеме согласно закону штата Висконсин.
