К счастью, таких целеустремленных, универсальных, мобильных и находчивых убийц, как Франклин, не бывает много. Но, возможно, самый важный вывод из этого интервью заключается в том, что мы смогли расширить наши горизонты в плане следственных связей и распознавания образов; нам пришлось более согласованно взаимодействовать с правоохранительными органами на местах преступлений, делиться и сравнивать улики и отчеты; и когда неизвестный подобного типа снова наносил удар, нам приходилось придумывать проактивную стратегию, чтобы вынудить его сделать нечто такое, что позволило бы нам идентифицировать его, усилить давление и загнать в как можно более стрессовую ситуацию, в которой он совершил бы ошибку.
Мы были не единственными, кто продолжал проявлять интерес к Франклину.
Хотя Франклин практически перестал признаваться в преступлениях, совершенных в середине 1980-х годов, нераскрытые убийства, преступления, в которых он значился единственным подозреваемым, все еще оставались. Одно из таких преступлений во многом и предопределило его судьбу.
Почти сразу же после того, как Франклин прибыл в Марион в 1982 году, Ли Лэнкфорд, капитан из полицейского отделения Ричмонд-Хайтс в Сент-Луисе, обратился к нему с просьбой поговорить о стрельбе в синагоге «Брит Шолом», случившейся в 1977 году. Когда Франклину было предъявлено первоначальное обвинение в Солт-Лейк-Сити, Лэнкфорд следил за этим делом, и детали привели его к тому, что он связался с Министерством юстиции в Вашингтоне, чтобы узнать, не поделятся ли они с ним своими файлами. Просмотрев эти файлы, он уже не сомневался в том, что именно Франклин и был тем стрелком, но веских доказательств все еще не нашлось. На самом деле Лэнкфорд добивался признания.
Вот почему он вышел на самого Франклина, сначала посылая ему небольшие суммы денег для покупки еды и журналов в тюремном магазине, пытаясь тем самым развеять скуку и наладить с ним хоть какое-то взаимопонимание. Как-то раз он проехал 125 миль до Мариона и заявился в тюрьму, попросив о свидании с заключенным, но Франклин отказал ему в этом.
Тем не менее Лэнкфорд не сдался и продолжал работать над этим делом в течение многих лет. Каждую неделю он разговаривал с матерью убитого Джеральда Гордона. Когда в 1988 году его назначили начальником отделения, он перенес большую коробку с документами по тому давнему делу в свой новый офис и продолжил искать то, что позволило бы прокурорам предъявить обвинение в убийстве Гордона. Не оставил он и попыток встретиться с Франклином. «Я хочу переговорить с этим парнем с глазу на глаз», – заявил он газете «Сент-Луис пост-диспатч».
В октябре 1994 года Франклин связался с ФБР и сообщил, что именно он и был тем, кто расстрелял людей у синагоги Брит Шолом почти ровно семнадцать лет тому назад. Бюро передало информацию в полицейское отделение Ричмонд-Хайтс. Лэнкфорд вышел в отставку с поста начальника полиции за два года до этого, но был как никто другой рад тому, что дело удалось наконец-таки закрыть и что он смог выполнить обещание, данное много лет тому назад матери Джеральда Гордона. Он даже съездил в Ирвинг, штат Техас, чтобы посетить оружейный магазин, где, по словам Франклина, тот купил винтовку. Франклин ограбил банк в Оклахоме, после которого наличка, с которой он сбежал, взорвалась вместе с пачкой синей краски. Франклин сунул две стодолларовые купюры в носки, полагая, что от пота на ступнях краска исчезнет. Владелец оружейного магазина сказал Лэнкфорду, что Франклин заплатил за винтовку двумя мятыми и мокрыми стодолларовыми купюрами, которые вытащил из своих ботинок.
В следующем месяце детективы-сержанты Ричард Цвифель и Джон Рен отправились в Марион, чтобы допросить Франклина. «Он сказал, что хочет очистить совесть. Разговор был спокойный, почти непринужденный, – рассказал Цвифель. – Он не дерзил. И он все еще расист».
Хотя, с одной стороны, казалось удивительным, что Франклин наконец-таки решил признаться, у него, похоже, имелась на то причина. В 1983 и 1984 годах, когда Франклин связывался с властями Джорджии, Теннесси и Висконсина, он не упоминал об этом преступлении, хотя следователи и считали его возможным подозреваемым. Одна из возможных причин заключалась в том, что в Миссури действует смертная казнь, а Франклин, по его собственным словам, отнюдь «не стремился оказаться приговоренным к газовой камере».
Так что же изменилось за эти десять лет?
Ну, во-первых, он сказал, что увидел сон, в котором ему было велено исповедаться, и Франклин, глубоко веруя в Библию, не менее твердо верил во всевозможные знаки и знамения. Во-вторых, на более практичном уровне, хотя он все еще находился в защитном блоке «К» в Марионе, Франклин по-прежнему был убежден в том, что заключенные-афроамериканцы и охранники хотят его убить. Даже если бы его осудили и приговорили к казни, он рассчитывал на то, что колеса правосудия вращаются медленно и что в камере смертников в тюрьме штата он проживет гораздо дольше, чем в Марионе.
И в-третьих, в 1994 году в психиатрической больнице в Билокси, штат Миссисипи, умер отец Франклина, Джеймс Клейтон Вон-старший, и этот фактор, возможно, сыграл свою немалую роль.
После предъявления обвинения Франклина перевели из Мариона в окружную тюрьму Сент-Луиса. На момент его признания дело Ричмонд-Хайтс хронологически было лишь его третьим известным убийством, после случившихся двумя месяцами ранее убийств Альфонса Мэннинга-младшего и Тони Швенн на парковке торгового центра «Ист-Таун», но во многих отношениях это было его самое архетипичное преступление – хорошо спланированная снайперская атака с дальнего расстояния; отсутствие конкретной мишени, – просто выплеск злобной ненависти к целой группе людей. Все говорит о том, что это был также самый важный акт смертоносного насилия для самого Франклина, выразивший его взгляд на жизнь и чувство собственного предназначения. Порой, несмотря на все усилия правоохранительных органов, недостаточно просто знать, кто убийца, чтобы привлечь его к ответственности за конкретное преступление.
И все же, как я и подозревал, расстрел у Брит Шолом занимал в душе Франклина особое, центральное место, и, хотя в Миссури и действовала смертная казнь, он не смог удержаться от того, чтобы не взять его на себя. Все прочие причины, которые он время от времени приводил во время признания, включая желание выбраться из Мариона, полагаю, имели второстепенное значение.
Пройдет более двух лет, прежде чем он предстанет перед судом в Сент-Луисе. А пока же, 20 апреля 1995 года, детектив из полиции Чаттануги Тим Кэрролл принял телефонный звонок от соцработника окружной тюрьмы Сент-Луиса, который сказал, что один из содержащихся там заключенных желает признаться в старом убийстве.
В ночь на 29 июля 1978 года 20-летний Уильям Брайант Тэйтум был застрелен на парковке у «Пицца-хат». Его 18-летняя подруга, Нэнси Дайан Хилтон, была ранена. Тэйтум, студент-младшекурсник Университета Теннесси в Чаттануге, которого все называли по его второму имени, был афроамериканцем; Хилтон, работавшая в «Пицца-хат», – белой. В ноябре они планировали пожениться. Кэрролл хорошо помнил это дело: в том году в Чаттануге это было единственное нераскрытое убийство.
Франклин заявил, что именно он несет ответственность за это преступление, и попросил Кэрролла о встрече. Кэрролл спросил, почему он решил признаться именно теперь. Франклин ответил, что хочет, чтобы против него возбудили как можно больше дел, грозящих смертной казнью. Ответ совпадает с тем, что я узнал из интервью: он все еще жаждал признания и все еще сравнивал свой образ с образами других известных серийных убийц.
