– Это мое, синьора, – как можно спокойнее сказала я.
– Мой брат совершенно разбаловал свою подстилку! – сквозь зубы процедила Прима. – Давать какой-то нищей девчонке бумагу!
Она отбросила тетрадь, но ею неожиданно заинтересовался Роналдо.
Скромный библиотекарь изрядно изменился за эти полтора года – его одежда, пусть и траурная, выглядела пышно и нелепо. Чересчур объёмные банты на рукавах и чулках, да и весь придворный наряд странно смотрелся в простоте загородного поместья. Но больше всего изменилось выражение лица. Теперь он смотрел на девушек из прислуги масляными глазами, крутил тонкий ус, а порой поглаживал холеную остренькую бородку.
– Как интересно… – протянул он, листая мои записи, – весь технологический процесс изготовления «Королевского лекаря»! С указанием трав и добавок… Думаю, маменька, вы отыскали сокровище.
С этими словами Роналдо захлопнул тетрадь и уставился на меня выпуклыми водянистыми глазами:
– Мы вас больше не задерживаем, синьорина, поторопитесь, если не хотите иметь дело со стражниками.
Мне было жаль тетради. Все, что там записано, я помнила наизусть, но это была память о синьоре Портэлле… Запихнув обратно в корзинку выброшенное шустрой синьорой белье, я двинулась к двери. Экономка успела сунуть мне свиток, когда я проходила мимо и напомнить шепотом:
– Идите вниз, вдоль ручья, синьорина. Домик там. Это не тот, который в центре виноградника, это другой, за фермой. Увидите желтые ставни и смело заходите! Синьор Портэлл просил передать, что это его последний подарок, и он просит вас обязательно прожить там год. Потом можете продать или уехать, как сами пожелаете…
Я коротко чмокнула пожилую синьору в щеку и вышла. Громкий голос Примы Рокуэлл запретил слугам подавать мне коляску или хотя бы провожать. Поправив неудобную корзинку, я закусила губу и двинулась в указанном направлении.
Глава 30
Домик с жёлтыми ставнями располагался за фермой и виноградниками. Я порядком устала, пока до него добралась. Корзина оказалась не столько тяжёлой, сколько неудобной. Она оттягивала руки и натёрла запястья.
Но всё это не имело никакого значения, потому что я осталась совершенно одна. В чужом мире. На чужой земле. Среди чужих людей.
Дядюшка Одэлис с первых дней нашей встречи окружил меня теплом и заботой. Он помог пережить предательство мужа и начать всё заново. И вот теперь его не стало. Шато, которое я стала считать своим домом, тоже потеряно для меня. Ещё и тетрадь, последнюю память о синьоре Портэлле, забрал его гадкий племянник.
Я была совершенно растеряна и разбита. Слёзы текли из глаз, смазывая мир вокруг.
Ухоженный домик показался из-за цветущих кустов чубушника. Он был маленьким и светлым, как моя память о дядюшке.
Ключ приветливо ждал меня в двери. И эта последняя забота заставила разреветься. Я тяжело осела на деревянное крылечко и закрыла глаза ладонями. Рыдания сотрясали тело. Хорошо, что дом стоял на отшибе, и вокруг никого не было. Люди решили бы, что это воет дикий зверь.
Не знаю, сколько я там сидела. Постепенно рыдания иссякли, сменившись редкими всхлипами. Я, пошатываясь, поднялась, подхватила корзину со своими пожитками и толкнула дверь.
Внутри всё дышало покоем и уютом. Словно дядюшка Одэлис знал, как мне будет тяжело после его смерти, и приготовил спокойное место, где я бы могла переждать невзгоды. А почему «словно»? Конечно, он знал, что я буду сильно переживать. И, наверное, предполагал, что его сестра не позволит мне распоряжаться виноградником. Поэтому и не оставил мне его. Понимал, что я не выстою в этой борьбе.
Синьор Портэлл заботился обо мне даже после смерти. От этой мысли снова потекли слёзы. Я отёрла их рукавом и через веранду прошла в маленькую кухню.
Всё здесь было простым, но добротным. Небольшой деревянный стол, возле него три стула. Буфет с посудой у окна. И печь с лежанкой у противоположной стены.
За кухней расположилась спаленка. Она была немного больше. Здесь помещалась кровать, трюмо с маленьким зеркалом, а за занавеской скрывалась гардеробная. На комоде стоял небольшой портрет в рамочке. Я подошла ближе и всмотрелась в молодые улыбающиеся лица. Синьора Портэлла узнала сразу. А рядом с ним – наверное, его любимая Гризельда.
Значит, это и есть тот самый домик, о котором рассказывал дядюшка Одэлис. И он оставил его мне…
Водопровода здесь не было. Воду придётся носить из старого колодца. Но меня это совершенно не беспокоило.
Дядюшка позаботился о том, чтобы у меня была крыша над головой. С остальным мне придётся справляться самой.
Я села на краешек кровати и наконец решилась развернуть свиток, вручённый мне экономкой.
Это было прощальное письмо от синьора Портэлла.
«Милая Кати, прошу тебя, не плачь…»
После этих слов слёзы с новой силой хлынули из глаз. Мне пришлось отложить письмо на несколько минут, чтобы прийти в себя. Потом я вышла на улицу и присела на ступеньку, вдыхая яркий аромат чубушника. Дядюшка Одэлис очень его любил.
«Знаю, что тебе придётся нелегко, но ты должна быть сильной. Скорее всего, Прима не даст тебе спокойно заниматься виноградником. Поэтому я оставил тебе наш с Гризельдой домик. Он слишком мал и неказист, чтобы моей сестре было дело до него. Пообещай мне, что ты проживёшь здесь год. Это моя последняя просьба. Уважь старика, Кати. Вот увидишь, всё наладится, моя дорогая девочка. Спасибо, что стала мне дочерью. Всё, о чём жалею, что моя дорогая супруга не знала тебя.
Будь сильной и терпеливой. Шато нуждается в тебе. А ты нуждаешься в нём. Помни о моей просьбе и исполни её.
Любящий тебя, твой дядюшка Одэлис Портэлл».
Я отложила письмо и оперлась спиной на скрипучие перила крыльца. Слёз больше не было. Наверное, потому, что и силы иссякли.
Письмо дало мне больше вопросов, чем ответов. Хотя и показало, что синьор Портэлл действительно предполагал захват шато его сестрой. Но вот просьба прожить в этом домике год показалась мне странной. Почему именно год? Что случится за это время? Почему я не могу уйти раньше?
Правда, на этот вопрос ответ у меня был – потому что мне некуда идти.
Так я и сидела на крыльце, слушая пение птиц, жужжание пчёл, вдыхая ароматы цветущего кустарника. Мирный день дышал жизнью. И моя боль медленно растворялась в нём, оставляя после себя лишь тоску по близкому человеку.
Когда начало смеркаться, я заставила себя подняться и зайти в дом. Заглянула в кладовую, дверь в которую вела прямо с веранды. Здесь было полно припасов. Хорошо, что я уже выплакала все слёзы, иначе начала бы всё заново.
Дядюшка и об этом позаботился.
Я сделала себе пару бутербродов с козьим сыром и копчёным окороком. Нарвала свежей рукколы, которая росла здесь прямо под ногами, как сорная трава. Вымыла зелень холодной колодезной водой, а затем поужинала.
