Просто рассыпаться на песчинки, которые подхватит ветер и разнесет по всему миру, чтобы никто и никогда не смог собрать меня обратно.
Чтобы разом все разрывающие на части чувства внутри меня пропали, а мысли растворились, оставив после себя блаженную черную пустоту.
— Вылезай уже и одевайся. Так и быть, я одолжу тебе футболку — платье-то испорчено, разве что на тряпки теперь пустить. Сбежать не пытайся, найду и отшлепаю. Жду на кухне, Принцесса.
Адам нарочно дразнит меня. Он не берет футболку из шкафа, чтобы оставить ее мне — он снимает свою, абсолютно не стесняясь наготы выше пояса. Ему и нечего стесняться, у него каждый сантиметр в теле доведен до идеала. Хоть сейчас на обложку.
Еще какое-то время я лежу и смотрю в одну точку. Считаю кирпичи на противоположной стене, сбиваюсь на четвертом десятке и начинаю заново. Жаль, что провести так всю жизнь не получится.
Цепляю футболку пальцами, спешно под одеялом натягиваю ее на себя, прячусь зачем-то, будто Адам может видеть сквозь толстые стены и разглядит меня голую.
Хотя после вчерашнего стесняться мне нечего. Он видел мою грудь, его пальцы трогали меня между ног, так что мои красные щеки — абсолютно неуместная глупость. Но у меня, к сожалению, в его присутствии не получается эту глупость контролировать.
Тостер щелкает, когда я прихожу на кухню. Адам жарит яичницу, кофемашина пищит, оповещая о готовности неотъемлемой искусственной дозы энергии. Обычная кухня, вполне человеческие посуда и запахи.
Все так нормально, что меня передергивает.
— Я знаю, что ты на меня смотришь.
Практически поймана на месте преступления. Сама не заметила, как начала разглядывать рельефную спину. Слишком притягательное для глаз зрелище — тугие рельефные мышцы, которые перекатываются под кожей от каждого движения.
— Не смотрю, — вру в ответ. В конце концов, у него нет глаз на затылке, и он не сможет разоблачить меня.
— Садись уже, врунишка. Надеюсь, Принцессы едят обычные яйца. Устриц с омарами, увы, не завезли.
— Какая жалость, — бурчу, втягивая носом приятный аромат поджаренного бекона. Машинально сглатываю.
Я привыкла завтракать правильно, мама с детства приучила меня к овсянке и фруктам, так что сейчас где-то внутри я пребываю в диком восторге от возможности окунуть хрустящий хлеб в желток и приправить это все жирным, но ужасно вкусным кусочком бекона.
Кажется, в конце я готова буду облизать тарелку. И даже на слова благодарности расщедрюсь, похвалив его кулинарные навыки. Почему Адам все делает так, будто у него прирожденный талант? Я уверена, он даже вязать бы научился с первой попытки.
— Давай-ка обсудим вчерашнее, Ева. В особенности меня интересует твоя дикая реакция, когда я попытался войти в тебя, — Адам все портит. Как обычно.
Почему он не мог просто молчать? Хотя это же Адам, он действительно не мог, не в его характере…
У меня резко пропадает аппетит, я едва проглатываю разбавленное специально для меня молоком кофе и кладу приборы на тарелку.
Спасибо, было вкусно, но мне, пожалуй, пора.
— Я не хочу ничего обсуждать. Можешь одолжить мне какие-нибудь штаны, пожалуйста? Я верну…
Не поеду же я в такси в одной футболке. Если он откажется, то мне придется все-таки мастерить из разрезанного платья какое-то подобие юбки, чтобы по пути домой не сверкать своими прелестями перед незнакомцами.
— Зато я хочу. Ты подвергалась сексуальному насилию раньше? — он говорит это так спокойно, словно мы погоду обсуждаем. — С тобой что-то случилось в прошлом?
Я понимаю, к чему он клонит, но его догадки так далеки от правды, которую я не хочу озвучивать. Это все равно ничего не изменит.
А вдруг он еще и посмеется надо мной?..
— Со мной случился ты в настоящем, — ядовито выплевываю в ответ, спешу выйти из-за стола, но Адам легко удерживает меня на месте.
— Ты хотела меня. Ты была мокрой, Принцесса, повторяла в оргазме мое имя…
— Не правда!
— Правда. Тебе просто было настолько хорошо, что ты не могла себя контролировать, — Адам ухмыляется, он доволен собой.
Неужели это действительно было? Я ничего такого не помню.
— А потом все изменилось, малышка. Я подумал, что у тебя случился какой-то приступ. Тебя так затрясло, что я реально испугался, — он поднимается со своего стула и садится на корточки передо мной.
Адам ловит мои ладони, разжимает пальцы, чтобы я не царапала себя. Мне непривычно видеть его таким домашним. Теплым. Уютным. Таким искренним и без напускной мишуры.
Когда он не пытается язвить, не пытается как-то задеть словами. Это просто он и чуточку необъяснимой заботы, которая мне сейчас очень нужна.
— Ты можешь рассказать мне все, ладно? — он будто гипнотизирует меня. Еще немного и я действительно готова буду выболтать ему правду.
Я уже собираюсь признаться ему, как вдруг раздается приятная, не слишком громкая трель дверного звонка. Вздрагиваю.
Адам непонимающе хмурится, я киваю ему в сторону двери, потому что хочу перевести дыхание.
Делаю очередной глоток кофе, когда он уходит, разглядываю сдержанный интерьер в холодных серых оттенках.
Ночью Адам так и не довел дело до конца. Он остановился, когда я начала дрожать в его руках. Пытался узнать, что случилось, но я лишь мотала головой из стороны в сторону и обнимала себя руками, пока он кутал меня в полотенце и убирал с лица налипшие пряди мокрых волос. Адам видел, в каком я состоянии, и не стал давить.
Я машинально прислушиваюсь, когда до меня начинает доноситься разговор на повышенных тонах. Один голос принадлежит Адаму, а второй…
Самое страшное, что я знаю его владельца.
Двадцать четвертая глава. Адам
— Не помню, чтобы приглашал тебя, — я перекрываю братцу вход в квартиру, напрягаюсь, когда он пытается обойти меня.
В другой ситуации я бы послал все к черту и впустил его, чтобы увидеть выражение на его роже, когда он застанет свою невесту на моей кухне в моей футболке.
Но тут особенный случай.
Меня почему-то волнует, как на эту встречу отреагирует та самая невеста.
— Ты, блять, даже впустить меня не можешь? — братец слишком быстро выходит из себя.
Ноздри раздуваются, зубы сжимает, краснеет. Тот еще видок.
— Не хочу, — пожимаю плечами, подпираю его дверью, чтобы свалил быстрее.
Одним своим появлением умудрился все испоганить. Ну нормальное же утро было, меня лично все устраивало до этого момента. Даже то, что ночью потрахаться нормально не получилось, никак не смущало.
— Открой эту долбаную дверь и дай мне пройти, — он ударяет кулаком по стене, кривится, потому что нифига братец не умеет это делать.
