— Я жду, солнышко. Рассказывай, — двигаю к ней контейнер с какой-то пастой, которую Ева сама себе выбрала. Не зря я после ее манипуляций с моим телефоном еще блюд докидал в заказ. Надо хоть откормить Принцессу до привычных размеров.
— Я тоже. Жду, — поспешно добавляет. — Где ты был?
— Не врал я тебе, слетать пришлось по рабочим вопросам. А телефон… Ну, разбился в аварии — под колеса попал, симку тоже покорежило.
— В аварии… — повторяет болванчиком за мной, а потом взгляд четко в мои глаза. — У тебя поэтому?..
— Да, ребра помялись слегка. Придется пока забинтованным походить.
— Адам…
— Ну что за тон, солнышко? Как будто хоронить меня собралась. Живой же, сижу вот перед тобой и на тот свет точно не собираюсь. Не первый раз.
— Я… Волновалась за тебя, думала, что ты слышать меня не хочешь. А потом Алю встретила, она тебе тоже звонила, и друзья твои…
— А сама чего только один раз набрала?
— У меня телефон украли. Мне подруга дала свой старый, симку купила. Я тебе с него звонила…
Да, точно звонила. Вспоминаю, что в пропущенных какой-то неизвестный номер был.
— Теперь ты, Принцесса. Рассказывай, джинсы у кого сперла? Размер явно не твой, — хочу обстановку разрядить, но выходит как-то не очень.
— А на мне даже трусы не мои. Ксюша купила, — и смеется следом.
Только вот совсем не от радости. Что-то горькое из нее наружу рвется.
И я еще больше убеждаюсь в этом, когда Еву накрывает самой настоящей истерикой.
Успокоить ее стараюсь, прижимаю к себе, игнорируя боль в области ребер. Волосы осторожно распутываю, пока она слезы с соплями по моему плечу размазывает, зарываюсь в них пальцами, перебираю гладкие пряди.
Всхлипы постепенно сходят на нет, Ева отстраняется и последнее со щек ладонью смахивает. А потом закрывает красные зареванные глаза и резко подается вперед, набрасываясь на меня с поцелуем.
Тридцать шестая глава. Ева
Мне нужно забыться.
Отключиться так, чтобы в голове был один лишь вакуум. Не думать ни о чем.
Я целую Адама. Сама. Потому что только он способен дать мне это. Способен заставить меня выкинуть из мыслей все лишнее, сосредоточиться лишь на его руках, которые так приятно скользят по телу.
— Что на тебя нашло, Принцесса?
Протестующе мычу, когда Адам отстраняется. Снова тянусь к его губам, но он уворачивается, хмурится и натягивает мои волосы на затылке, поймав наверняка рассеянный взгляд моих глаз.
— Ты не хочешь?.. — доверчиво спрашиваю, скольжу пальцами по щеке со щетиной. — Пожалуйста… Мне нужно… — бормочу бессвязно, двигаюсь ближе к Адаму. Хочу обнять его за шею, но он быстро сбрасывает мои руки, обвивает пальцы вокруг запястий, не позволяя мне дотрагиваться до себя.
— Я не собираюсь трахать тебя в таком состоянии, чтобы ты потом еще жестче отходняки ловила, Ева.
Я ежусь от его такого жесткого тона, пытаюсь освободить руки, но Адам не отпускает. И отдалиться не дает, и приблизиться к нему мне тоже сейчас нельзя.
— Что случилось, малышка? Давай ты сейчас успокоишься и все мне расскажешь. Обещаю, что мой стояк никуда от тебя не денется, — Адам улыбается, а я краснею. Вся решительность куда-то испарилась, мне теперь даже стоять к нему настолько близко немного неловко — хочется шагнуть назад.
— Я сказала отцу, что не хочу выходить за твоего брата, и он в ту же секунду забрал у меня ключи от квартиры и заблокировал все карты. А на следующий день мне позвонили из деканата… — запинаюсь, потому что внутри тянет свежий рубец. — Меня отчислили. Из-за каких-то мифических долгов. Документы нужно сходить забрать только, я пока не могу решиться…
— Стоп-стоп, Принцесса, — у Адама во взгляде тотальное непонимание. — А там, ну, вещи хотя бы забрать?..
Развожу руками.
Про трусы я не врала, они мне действительно достались со щедрой руки Ксюши.
— У меня и паспорт там остался. И вообще все документы… Но их хотя бы можно восстановить, — передергиваю плечами, из груди вырывается нервная усмешка. — Думала, смогу телефон продать, чтобы хоть какие-то деньги были на первое время, но его в тот же вечер украли, прямо в кафе. Я тогда вообще нормально соображать не могла, вокруг все какое-то размытое было…
— Закрой ушки, Принцесса.
— Зачем?
— У меня нет ни одного цензурного комментария по этому поводу.
Адам приоткрывает окно и достает из кармана слегка помятую пачку сигарет.
Наблюдаю за тем, как он в первый раз обхватывает белый фильтр губами, а после подхожу к нему вплотную и повторяю сама.
Сначала горло дерет от дыма, потом из меня рвется какой-то нечеловеческий кашель. Глаза начинают слезиться тут же, голову немного кружит.
— Еще раз так сделаешь — получишь ремня, — Адам во второй раз затягивается, будто нарочно дразнит меня.
— И сделаю, — что-то внутри подстегивает спорить с ним.
— И получишь. Нечего себя травить.
Иронично выгибаю бровь. Мол, как-то вот этот аргумент не очень работает, когда он сам стоит и дымит, глубоко втягивая в себя горький дым.
— Мне, наверное, пора, — топчусь на месте. — Ксюша ждать будет, мне еще работу новую искать. Из-за тебя, между прочим. Знаешь, какие там чаевые бы…
Договорить Адам мне не дает. Больно кусает за нижнюю губу, вдавливает в свою твердую грудь и предупреждающе сжимает ладонь на ягодице.
Никуда я сегодня, кажется, не поеду.
— Все поняла? — отрывается от моих губ, смотрит в глаза, не позволяет увернуться от пронзающего до глубины взгляда.
— Не совсем, — улыбаюсь. — Попробуй объяснить еще раз.
От нового поцелуя начинают дрожать коленки. Нас окутывает серой дымкой от тлеющей сигареты, все еще зажатой в пальцах Адама, я перебираю жесткие пряди на его затылке, слегка царапаю шею — уж очень мне нравится, как Адам рычит в эти моменты.
— Ты допрыгаешься, девочка, — его дыхание скользит по ключицам, переходит к открытому плечу, с которого Адам уже успел сдернуть свитер.
— Может, я этого и добиваюсь?
Низ живота прошибает горячей судорогой, когда влажный кончик языка начинает выписывать узоры на коже. Я не знаю, куда опять завтра повернется моя жизнь, сейчас я уверена лишь в одном.
Мне нужен этот мужчина сегодняшней ночью.
Нужны его руки и губы, нужен тот самый дикий напор, от которого хочется послушно мурлыкать, выгибаться и стонать.
Не знаю, откуда во мне вновь берется смелость, но я сама стаскиваю с себя Ксюшин свитер и медленно спускаю бретельки самого простого тонкого лифа.
