А любовные истории, которые я украдкой воровала у Лоры, больше не читала. Противно открывать очередную книгу, а там описывается самая красивая, самая привлекательная, самая… И я стала читать другие книги, и общаться с теми, кто мало внимания уделял моей внешности, потому что, какой бы красивой ни была девушка, но если речь идет о больших деньгах, красота значения не имеет. И мысли о собственном уродстве меня больше не тревожили… до очередного сватовства.
Работа, напряженная, изматывающая, требующая идеального владения собой и фактами, вот что занимало мои мысли с утра и до позднего вечера. Один только Народный Суд чего стоил, а уж заседания Альянса Прайды – это отдельный разговор. И чувство собственного несовершенства, а если откровенно, то уродства, меня посещало лишь во время очередной попытки отца найти мне мужа. В возрасте от семнадцати до восемнадцати моих лет на подступах к трону побывало не менее ста претендентов, и этот ужас возможно продолжился бы, но от кесаря отцу пришло послание: «Не усердствовать», и жизнь моя стала легче. Хотя сложно назвать легкой жизнь, когда каждый день начинается на рассвете, завершается за полночь, а единственное развлечение – это беседы с поваром на кухне, в процессе заедания сладостями мыслей по поводу несовершенства жизни.
Я остановилась и огляделась. Неожиданно поняла, что вся моя прежняя жизнь, несмотря на насыщенность событиями, была унылой! Няня, повар и министр Авер – вот три человека, которые относились ко мне с теплом и участием, но даже они не любили. А шенге любил и любит, такую, какая я есть. Просто любит, не требуя ничего и не заставляя втискиваться в какие-то рамки и устои. «А чего хочет сама Утыррка?» – единственным, кто поинтересовался, чего именно я хочу, оказался лесной орк! Вот он, итог моей двадцатилетней жизни! И идти вперед уже не было никакого желания, взваливать на себя обязанности наследницы Оитлона также не хотелось. Я хочу назад, к шенге и Раргхе. Хочу просыпаться утром с улыбкой и ожиданием чуда или чудес, которых было так много в Готмире. Хочу, чтобы меня любили. Просто любили, не за что-то там, а просто так. Хочу быть счастливой и думать о том, как я могу порадовать шенге, а не о том, как заставить очередного лорда признать факт взятки или заставить гильдии согласиться на мои требования.
Шаг, Катриона, еще шаг, а потом еще много шагов, и ты снова наденешь на себя ярмо управления государством, от которого с такой легкостью отказался твой отец. Ох, как же я гордилась собой, когда папа доверял очередные обязанности мне… а ведь не доверял, просто скидывал на мои плечи то, чем не любил заниматься. И сейчас я так остро осознала это! Не хочу больше! Устала. Надоело! Не хочу до крика.
Но сжимаю кулаки и делаю шаг, потом еще один, и снова… Через двенадцать дней прибудет Динар, он нужен мне и нужен Оитлону. А еще нужно поговорить с отцом – сомневаюсь, что те меры, на которые он пошел по отношению к сестре правителя Далларии, были чисто порождением его собственной инициативы, явно он сейчас в не слишком выгодном положении. Вот две причины, которые заставили идти вперед, подавив желание попросту сбежать из дворца. Я должна завершить дела в Оитлоне, я должна уладить конфликт с Динаром, я должна… Но если бы кто-то спросил, просто спросил, чего хочу я… Я хотела к шенге! Даже не к Аршхану, при виде которого пело мое сердце, а к шенге. И что-то я уже не очень хочу замуж…
По ступеням взошла неторопливо, задумавшись, свернула к атриуму, так можно было сократить путь раза в два. Пройдя по галерее во внутренний двор, я замерла, разглядывая самое прекрасное зрелище в мире – Лориана, в скромном сером платье, с выражением абсолютного страдания на лице… выслушивала министра внутренних дел! Но к моему искреннему удивлению, столь же страдальческое выражение было и на лице лорда Авера, который при мне занимал данный пост уже семь лет, и я была очень им довольна, и, что самое удивительное, лица остальных министров также не были озарены счастьем. Они с нескрываемым раздражением смотрели то на Лору, то на третий этаж, где располагался кабинет отца, и стало понятно, кто направил их на беседу с принцессой.
– Ваше высочество, мне важно услышать ваше решение, – настаивал бедняга Авер. – Его Величество направил данный законопроект на ваше рассмотрение.
– Я, – Лориана едва не рыдала, – я искренне полагаю, что данный налог… налог…
– На добавленную стоимость, – подсказал министр.
– Налог на стоимость, – послушно, но неверно повторила Лориана, – он уничижает…
– Унижает? – не понял ее министр.
– Унижает кого? – сбилась с мысли моя младшенькая.
Да, вот что значит образование. В то время когда я корпела над книгами и тратила лучшие годы своей жизни на заседаниях сначала министров, а затем и Альянса Прайды, Лориана постигала искусство флирта. В результате – я владею знаниями управленца, но совершенно не умею кокетничать, подбирать цвета и фасоны, подчеркивающие мои внешние достоинства, танцевать и петь, а Лориана совершеннейший неуч в политике.
– Ваше высочество, – несколько гневно произнес лорд Авер, – так каким будет ваше решение?
– З-запретить, – пролепетало прекрасное, но очень несчастное видение.
Да, потрясающее зрелище, должна признать. Потрясающее, но вместе с тем совершенно безрадостное. Боги, надеюсь, Лора ничего необратимого не натворила?!
– Это было бы неразумно, – не сдержалась я, – так как развяжет руки спекулянтам, Лориана!
Мне понравилось смотреть на их полные недоверия, неверия, непонимания и изумления лица. Лора изумленно выронила из руки перо, Авер начал громко икать, остальные министры выражали весь спектр чувств и эмоций! Затем министры начали переглядываться, послышались недоуменные возгласы: «Кто это?»
Но тут с кресла, которое стояло в тени у колонн и потому не было мною замечено, поднялась мама. Королева Оитлона смотрела на меня так, как не глядела никогда в жизни. Словно видела меня впервые… впрочем, она и смотрела на меня так пристально впервые… А затем на весь двор раздался истошный крик:
– Катриона!!!
И величественная королева Оитлона, как простая… мать, бросилась ко мне через весь дворик и обняла… впервые в моей жизни.
– Катриона, девочка моя, Катриона… – мама плакала, не заботясь ни об испорченном гриме, ни о свидетелях данной, ранее ею самою же названной бы безобразной, сцены. – Катриона…
Я оторопела. Сжатая в материнских объятиях, которые никогда ранее не приходилось испытывать, я хотела только одного – чтобы это прекратилось. И почему-то стало так жаль ее и себя…
– Матушка, – я не знала, что делать в подобной ситуации, разом растеряв и свой скепсис, и злость за вынужденное возвращение… – Матушка, на нас смотрят…
– Да, да.
Она постарела, в светлых волосах седые пряди, на лице морщины… видимо, в последнее время мама часто плакала… не удивительно, ведь ее любимицу истязали учителя и министры. Но ее последующие слова заставили меня усомниться в правильности выводов.
– Катриона, Кат, девочка моя… моя девочка… пообещай, дай слово, поклянись, что больше никогда не будешь участвовать в подобных… политических махинациях! Дай слово, что больше не покинешь Оитлон! Катриона, я и не надеялась увидеть тебя живой! Катриона…
