Когда я выезжаю на трассу, мигает мой телефон, оповещая о сообщении, а потом сразу следом на нём высвечивается номер Огнева.
— Я тебе скинул его геопозицию, — говорит, тяжело дыша, и я слышу, как на заднем плане хлопает дверца машины. — Они на севере за кадом. Я тоже еду сейчас туда. Постараюсь тебя нагнать.
— Откуда у тебя его геолокация? — сердце врезается в грудную клетку и замирает на месте, и я, блять, просто перестаю дышать.
— Я ему маяк влепил под капот, сразу после того, как авария эта случилась. Когда приходил за завод долги покрыть. Как жопой чуял, что пригодится.
У меня как будто горячая лавина по телу сходит, снимая спазм с застывших мышц. Сбрасываю вызов и всматриваюсь в точку на карте, разгоняя джип до максимальной скорости.
Я нахожусь в трёх километрах от их местоположения, и это хорошо. Но то, что их точка стоит на месте пугает меня до усрачки. Мысли о том, почему они не двигаются забивают мозг настолько, что мне ломит череп.
Я успею. Я её заберу. И всё будет хорошо.
Доезжаю до места, где светится точка с их геопозицией и, бросив машину на дороге, бегу вглубь леса. Туда, где виднеются следы от съехавшей с трассы машины.
Я успею. Я её заберу.
Я замираю на месте в тот момент, когда выстрел вспарывает тишину и эхом разносится по лесу.
Глава 41
Лера
С силой зажмурившись, вжимаюсь позвоночником в холодный ствол дерева. Всё моё тело сковал ледяной ужас. Мышцы застыли настолько, что, кажется, даже если я захотела бы пошевелиться, у меня всё равно ничего бы не вышло.
Крылышки ангелочка врезаются в мою ладонь. Я концентрируюсь на этом ощущении, потому что иначе моё сердце остановится от страха.
Говорят, у человека перед смертью перед глазами проносится вся его жизнь. Возможно. Но со мной этого не происходит. Единственный человек, о котором я думаю — это Костя. Наверно потому что я начала жить только когда он появился.
Я бы очень хотела, чтобы он это знал. Мне жаль, что я никогда не смогу сказать ему это лично.
Слышу, как Осипов делает шаг ко мне навстречу и замирает.
— Прощай, Киска, — говорит, с ухмылкой в голосе. — Если на том свете встретишь Миронова, передай ему, что я всегда считал его никчёмным дерьмом.
Я не вижу, но чувствую, как мужчина наводит на меня пистолет, и автоматически прикрываю голову руками, как будто это как-то поможет мне спастись от пули.
Я никогда не молилась. Я не знаю, как это делается. Но сейчас я молюсь. Изо всех сил прошу своего ангела хранителя помочь мне, хотя в глубине души знаю, что это бесполезно. У меня нет больше шанса.
Где-то неподалёку раздаётся визгливый скрип колёс от сцепления с влажным асфальтом, и практически в тот же момент тишину осеннего леса вспарывает оглушающий звук выстрела, и я кричу, чувствуя резкую боль в голове.
Кричу так сильно, что раздираю себе горло. Кричу надсадно, до боли в связках.
Кричу.
Я всё ещё кричу. Не смотря на то, что выстрел уже произошёл.
— Блять! Чёртова живучая сука!
Распахиваю глаза и непонимающе смотрю на перекошенное лицо Осипова. Мне до сих пор нестерпимо жжёт макушку, и я чувствую, как по моему лбу стекает что-то тёплое и вязкое, а когда в нос ударяет металлический запах, понимаю, что это кровь.
Резко дёргаюсь вперёд и, обернувшись, вижу на дереве, прямо над своей головой выщербленный пулей участок.
Осипов промахнулся. Пуля прошла по касательной и только оцарапала мне макушку.
Я должна радоваться. Но вместо этого у меня начинается самая настоящая истерика. Я ору и рыдаю. Меня трясёт так, что я не могу нормально сфокусировать взгляд. Падаю на колени. Врезаюсь ногтями в сырую землю, сгребаю её, чувствуя резкий приступ тошноты.
У меня кружится голова. Всё перед глазами плывёт, утягивая меня в чёрную воронку.
Нельзя отключаться. Ни в коем случае нельзя терять сознание. Если я упаду в обморок, то всё будет закончено.
Ледяной дождь упругими каплями бьёт по моему телу. Я концентрируюсь на этом ощущении. Из последних сил заставляю себя поднять голову на Осипова. Вижу, как мужчина вытаскивает обойму из пистолета и, выругавшись, откидывает его в сторону.
Одна пуля. У него была одна пуля, и он промахнулся.
— Не радуйся, сука! — рявкает, переведя на меня дикий, абсолютно сумасшедший взгляд. — Я тебя и голыми руками задушить смогу. Так или иначе, сегодня ты сдохнешь.
Мужчина делает шаг ко мне навстречу, и в этот момент я резко срываюсь с места. Я не знаю, откуда беру эти силы. Мгновение назад мне казалось, что я не смогу даже пошевелить рукой. Но желание жить бьётся во мне с остервенелым отчаянием. Разносит по венам запредельные дозы адреналина и помогает двигаться дальше.
Я бегу. Бегу так быстро, что мои лёгкие не успевают сокращаться. Мокрые ветки хлещут по лицу, оставляя на нём порезы, но эта боль только подстёгивает. Придаёт сил и помогает держаться в сознании.
Я слышу шорох листьев и топот ног за моей спиной. Я знаю, что Осипов сзади. Его крик и ругань разрывают мою психику, но я не оборачиваюсь. Не позволяю себе этого сделать, потому что понимаю, что для меня это будет конец.
В какой-то момент мой слух улавливает шум несущихся по трассе автомобилей, и сквозь густую стену деревьев я вижу участок дороги.
Ещё немного. Ещё немного, и я выберусь на шоссе. Я спасусь. Всё будет хорошо.
В этот же момент чувствую, как грубая мужская рука смыкается на моих волосах. Жгучая боль в голове, а потом рывком меня откидывает назад, и я со всего размаху падаю на спину, ударяясь об землю позвоночником.
Хочу встать, но в тот же момент Осипов упирает колено в мою грудную клетку и давит с такой силой, что, кажется, у меня треснут рёбра.
— Попалась, тварь?! — рявкает мне в лицо. — Я же сказал, что сегодня ты сдохнешь.
Его руки смыкаются на моей шее, и я чувствую резкий приступ удушья. Пальцы впиваются в горло с такой силой, что у меня автоматически начинают закатываться глаза.
Я хочу закричать, но могу только открывать рот, как выброшенная на сушу рыба. Пытаюсь втянуть в себя воздух, но лёгкие как будто слиплись.
Из последних сил поднимаю руки и упираюсь ладонями в лицо Осипова. Врезаюсь ногтями в его кожу. Щипаю и царапаю, пытаясь оттолкнуть от себя. Но в ответ он лишь сильнее сдавливает мою шею.
Из глаз непроизвольно брызжут слёзы. Стекают по щекам и покрывают безжалостные мужские руки.
У меня больше не остаётся сил бороться. Я чувствую, что тело начинает обмякать, а сознание затуманиваться. Где-то вдалеке мне чудится Костин голос. В какой-то момент мне даже кажется, что за спиной Осипова я вижу его силуэт.
