— А обиды не было? — полюбопытствовал Василий.
— У тамошних людей особая фишка по этому поводу. Они не обижают друг друга и не обижаются сами. Понимаете, с такой формой магии любая обида может закончиться проклятием на несколько поколений. А на случай сильных эмоций есть дуэли, которые идут до первой крови, а если в латах — то и до упаду. Убийства на дуэлях очень редки, но конфликт заканчивается всегда. Всё, что соперники хотят друг другу сказать, за них говорит оружие, а продолжать обиды после боя — строжайшее табу.
— А как же женщины? — спросила Лера.
— Ну, женщины вроде тоже иногда дерутся на дуэлях, и даже чаще убивают, но вообще они сдержаннее в конфликтах, и редко доводят себя до таких сильных эмоций. Дело в том, что женщинам куда легче выпустить неконтролируемый поток воплощённого в магию гнева и натворить диких бед, потому что они чувственнее. Поэтому женщин с детства учат сдержанности и этикету значительно старательней, чем мужчин.
— Сексизмом попахивает, — Лера поймала себя на том, что допивает свою чашку "липового" чая.
— А у них там его много. Только он у них какой-то… равноправный. Там все знают своё место — и мужчины, и женщины. При этом каждый занимается тем, чем хочет. Взять ту же Аэлин. Сильная, независимая, богатая, рубится любым оружием и владеет мощной магией, но при этом чётко осознаёт, что лучше всего справляется с ролью наставника и манипулятора, и этим в основном и занимается. Будь на её месте любой мужик, мы бы ему все кости пересчитали после того, что с нами было. А она выйдет лебедем, пропоёт какую-нибудь сладкую речь — и вот ты уже прощаешь ей все издевательства, которым она тебя подвергла и ещё подвергнет. И на женщин она так же действовала, и без всякой магии, мы проверяли. Настоящее, раскрученное до предела женское обаяние. В нашем мире таких женщин не осталось… кроме моей рыбоньки, но она бережёт свои чары только для меня.
Это явно было лестью, но Згалика расплылась в довольной улыбке.
— В общем, мы так жили и тренировались. Когда Аэлин увидела, что большинство из нас как-то определилось с верой, нам урезали теологию до двух часов, и времени стало больше. Мы спросили о стрельбе из лука, на что нам сказали, что это неэффективное занятие, потому что любая стрельба легко блокируется магией, что нас научили делать в первую очередь. Ещё нас научили зачаровывать доспехи, и мы сделали это каждый для себя. Мы начали забывать снимать броню, уходя на еду, и Аэлин была этим очень довольна. Теперь каждый из нас тренировался против нескольких инструкторов, и ожидаемо отхватывал, кроме Игоря, который стал вообще как терминатор. А ещё нас выпускали друг против друга, и мы становились могущественнее с каждым днём. Сашка всё время пытался выяснить, чем это нас так обработали, и в конце концов ему рассказали, что на нас действует довольно эффективное, но неприятное заклинание "час до посвящения", которое позволяет почти мгновенно развивать тело, нарабатывать рефлексы и запоминать новые знания, но требует больших затрат белка, и плохо сказывается на нервной системе. Действие на нервы аннулировалось алкоголем из эля, который тоже поглощался заклинанием, поэтому мы не пьянели.
— Алкоголь так не работает, — возразил Вася.
— Как химическое вещество — да, не работает. Но к химическому веществу у нас под действием заклинания выработался иммунитет. Я до сих пор от водки опьянеть не могу, сколько бы ни выпил. Такое себе, на самом деле. А в качестве материального компонента заклинания алкоголь подходил отлично. Так вот. Ещё на нас было наложено заклинание "языки", которое позволяло нам понимать любой язык и по желанию переключаться между ними. Местное население говорило на каком-то диалекте французского, и если бы не заклинание, мы бы ничего не понимали.
— А как тогда Згалика понимает нас? — спросила Лера.
— Мой родной язык — гоблинский, — ответила хозяйка, — но я купила заклинание, чтобы пойти работать в гарнизон. На людей выгодно работать: они платят достойно, особенно если разбираешься не только в готовке, но и в травах, и платят серебром, которым легче расплатиться, чем гоблинскими колечками.
— И можете сказать что-нибудь на другом языке?
— На каком? — с готовностью уточнил Бердияр.
— Ну, например на иврите.
- צריך לסמוך על אנשים, - ответил хозяин.
- הם לא מבינים, - возразила ему Згалика.
Лицо Васи вытянулось от удивления. Лера тоже не ожидала такого, но всё равно заметила одну деталь.
— А почему это заклинание работает в нашем мире? Тут же магии нет.
— Оно срабатывает мгновенно, внося изменения в мозг. То есть эффект получается немагический. Да и любое заклинание, наложенное в мире чудес, продолжит работать в этом мире. Не знаю, почему так. В общем, так мы и жили, пока не настал следующий этап нашего обучения. В лагерь въехали две телеги с закованными в кандалы людьми. Аэлин сказала, что это разбойники, и мы должны их казнить. Мы отказались, на что нам пригрозили оставить без мяса. Мы сказали, что тогда откажемся тренироваться, на что Аэлин выдала нам деревянные мечи и отправила двадцать человек с такими же, чтоб те намяли нам бока.
— Зверство, — вырвалось у Леры.
— Сейчас-то я её понимаю, но тогда нам это тоже показалось зверством. Нас гоняли весь день. Мы отбивались, но те ребята были в доспехах, да ещё и менялись периодически. В общем, к концу дня мы вымотались так, как не выматывались с первой недели тренировок. И той же ночью решили бежать. Обменялись своими адресами и телефонами на всякий случай. Обучающее заклинание помогло запомнить. Взяли оружие и доспехи, усыпили магией караульных и выбрались из лагеря. Но стоило нам покинуть круг света факелов, как мы все очутились в штабе, где спала Аэлин. Налетели друг на друга в темноте, рухнули на пол, и, разумеется, разбудили её. Она всё поняла, но ругать нас не стала. Вместо этого она объяснила, что мы будем колебаться в бою и погибнем, если каждый из нас не убьёт человека и не подавит в себе чувства по этому поводу.
— Да это ж просто ужасно! — воскликнула Лера.
— Да. И мы тоже тогда были в шоке. Но, как потом оказалось, и в этом решении Аэлин было рациональное зерно. А тогда перед нами встал вопрос о том, что делать дальше. Сашка первым сказал, что мы должны казнить разбойников, если это действительно разбойники. Даша заявила, что не будет этого делать, что бы там кто ни решил. А Людмила поддержала Сашку. Тогда мы её не поняли, но видимо она осознала, в какой мы ситуации, и что это — единственно правильное решение.
— Казнить неизвестных людей?
— Ну, мы выяснили, что это шайка головорезов, совершавшая набеги на деревни и резавшая людей, и что их приговорили к смерти вполне справедливо, и, в конце концов, согласились с тем, что нам придётся это сделать. Утром разбойников вывели на плац, а мы взяли мечи и порубили их. Даша, правда, своего заколола, но тогда никто не придал этому значения. Трупы увезли на повозке, и всё вроде вернулось на круги своя. Теперь Аэлин постоянно выходила на тренировку против нас, и все мы, кроме, похоже, Сашки и Людмилы, старались, как могли, достать её, но она всё равно навешивала нам всем, и была этим очень недовольна. Но буквально через два дня весь лагерь переполошился. Оказывается, телега не доехала до монастыря, где бандитов должны были упокоить. Отправленный отряд нашёл её на полдороги, и вместо одного из разбойников обнаружился труп возницы. Аэлин было не до разборок о том, кто не добил своего бандита. Она объяснила, что теперь наш лагерь рассекречен, и нас всех попытаются убить. Поэтому мы должны были уйти небольшим отрядом так, чтобы нас не заметили, Аэлин же планировала сделать вид, что всё идёт как раньше, чтобы принять атаку и дать нам время уйти подальше прежде, чем за нами отправят погоню. В тот день тренировок не было. Ближе к полудню к нам через установленные в штабе волшебные врата телепортировался сэр Глен Колинирский, рыцарь паладин, весь такой холёный, упитанный, в нелепом, как мне тогда показалось, доспехе, и нам велели ночью идти с ним и десятком наших бойцов через лес. Сэр Глен настоял на том, чтобы нам дали коней, хотя все, включая нас, считали это глупостью.
