От его близости по телу разлилось желание, отнимающее всю способность к сопротивлению. Всю волю. Единственное, чего мне хотелось, это быть с ним. Как можно теснее. Он вызывал во мне такое острое желание, что во рту скапливалась слюна. Условный рефлекс, как у собаки Павлова.
И, видимо, не один.
– Чем ты занималась без меня, Алиса? – шепчет, касаясь губами уха.
Не сразу вспоминаю, что Алиса – это я. Он слишком редко зовёт меня по имени.
Подталкивает к кровати, направляя движение. Рука перемещается на мою спину, нагибает так, что я вынуждена упереться ладонями в матрас. И до меня не сразу доходит, что он делает.
Он хочет сношать меня по-собачьи?
Слышу треск ткани. Моя рубашка превратилась в ошмётки. И всё это он творит с каким-то странным, выверенным спокойствием. Или, наоборот, с едва сдерживаемой яростью?
Мне хочется обернуться. Взглянуть на него. Но, когда я совершаю попытку, Шамиль надавливает между лопаток. Так, что я утопаю лицом в постельном белье. Затем сжимает в кулаке мои коротенькие волосы, держа, как котёнка за шкирку. И тянет на себя, заставляя изогнуться луком. Будто станок под себя настраивает. Ирод.
– Подними задницу выше.
Сжимаю в кулаке простыню, ничего не соображая. Дезориентированная в пространстве и в положении своего тела. Испытывая лишь растерянность и ноль возбуждения.
– Пожалуйста, остановись. Не надо так, – жалобно скулю, как собачонка, которой наступили на горло.
Пробую выбраться, выползти из-под него, но ничего не получается. Я только глубже погрязаю в ворохе белья. Ощущая горячее тело, следующее за мной. Слышу дыхание Шамиля. В отличие от меня, его возбуждает происходящее. Это вдруг пугает и отрезвляет. Потому что, похоже, он не намерен отступать.
Шамиль методичными движениями скручивает меня. Сухими, резкими, лишёнными какого-либо намёка на ласку. Молча. Словно наказывая этим.
Ощущаю себя куклой Барби, которой гнут конечности, чтобы проверить, когда кукла сломается. Сдастся. Только я ни черта не соображаю в том, что он творит и почему.
Выставив меня в желаемую позу, так, что щекой и грудью я оказалась вдавлена в матрас, с оттопыренным к потолку задом, Шамиль останавливается. Дёрнулась, пробуя освободить зафиксированные за спиной в грубом захвате запястья. Но он лишь сильнее сжал пальцы, не давая пошевелиться.
– Шамиль, прекрати, ты меня пугаешь, – пытаюсь говорить спокойным тоном, но голос дрожит, и я запинаюсь на каждом слоге. – Мне это… это не нравится.
– Не нравится, – повторяет за мной с насмешкой. – Зато мне нравится, малышка.
Ощущаю прикосновение грубой ладони к ягодице. Сдавливает её, впиваясь пальцами. Отводит в сторону, и я почти физически чувствую его взгляд на моей промежности. Касается выставленных, как на витрине, половых губ. Уверена, что не могла возбудиться от его скотского, потребительского отношения. Но узел желания внизу живота давит всё сильнее и настойчивее.
Совершаю ошибку, попробовав извернуться, выбраться, избавиться от стальной хватки. Но слышу его смех за спиной.
– Ты бы знала, как потрясающе смотрится твоя задница в этой позе. Пожалуй, я буду всегда тебя так трахать.
Ладонью скользит к рёбрам с выступающими косточками. По груди. Сжимает её, оттягивая соски.
Словно ударом, получаю новый импульс внизу живота. По телу проходит волна предательской неги, от которой я вся сжимаюсь. Не желая пропускать удовольствие через себя. Отвергая его. Но оно всё равно заполняет каждую мою клеточку.
Шамиль, должно быть, вызволил горячий орган из боксеров. Почувствовала шелковистое прикосновение члена, скользнувшего между ягодиц.
– Всегда? – срывается вопрос с губ. От глубокой обиды оттого, что он обращается со мной как с вещью. Дешёвкой, которую он приобрёл на распродаже. – Я сбегу от тебя, как только представится возможность. И ты больше никогда меня не увидишь.
Опускается ниже. Вижу его увитую венами руку рядом с моим лицом, которой он упирается в матрац. Грудь прижимается к моей спине. Становится жарко. И одновременно с этим по коже проходит холодок. Мурашки бегут табуном.
– И куда же ты от меня убежишь, Маугли? Думаешь, есть такое место, где я тебя не найду? – шепчет, касаясь губами ушной раковины. Захватывает зубами мочку и кусает, вызывая очередную волну. Я млею от какого-то странного удовольствия, разгадать природу которого просто не в состоянии.
– Есть, – тихо подтверждаю, уверенная в своей правоте. Где-то должно быть такое место. Вновь подумала о Соломоне. Он ведь способен дать мне новые документы, если потребуется. Наверное. – Думаешь, ты единственный, кто может мне помочь?
Моя речь полна напускной бравады и веселья, которого не испытываю. Хочется уколоть его посильнее. Забраться иголкой ему под ногти и давить. Но понятия не имею, как это делать. Всё, что я умею, – молоть языком ерунду.
Но всё же ощущаю неуловимую перемену. По тому, как Шамиль напрягся от моих слов.
Сжимает заднюю поверхность шеи, будто едва удерживая себя от желания меня придушить. Движение болезненное и унизительное одновременно.
– Я единственный, кому ты принадлежишь, – цедит сквозь зубы. Не ласково, как мгновение назад, а зло. Я вывела Ямадаева из себя, и мне до чёртиков хотелось бы видеть его глаза в этот момент. – Твоя жизнь без меня гроша ломаного не стоит. Если бы не я, ты бы уже сдохла под очередным мужиком в притоне, обслуживая клиента за тарелку супа. Других условий Вуйчик не предлагает своим шлюхам.
Жмурюсь, видя слишком реалистичную картинку, нарисованную Хозяином. Стараясь стереть её с роговицы, к которой она плотно прилипла.
– Я бы выкарабкалась. Как и всегда, – огрызаюсь изо всех сил.
– Думаешь? – усмехается. – Тогда я дам тебе возможность к нему вернуться, сразу, как ты мне надоешь.
Наверное, пробуя достать его до самой селезёнки, я не ожидала, что Шамиль не станет подставлять другую щеку. И получила рикошетом. Глаза наполнились слезами обиды. Глупой. Детской.
Несмотря ни на что, мне хотелось бы услышать от него иные признания.
Неожиданно ощутила давление члена у половых губ. Охнула, глотая воздух. Забывая, как вдохнуть обратно. Глаза едва не выкатились из орбит, когда член проник во влагалище.
Затрахаю до смерти.
Шамиль не даёт возможности приспособиться к своим габаритам, начиная фрикции. Болезненные, давящие. Чувствую распирание от органа, к которому не успела привыкнуть. Слишком большого для такого грубого вторжения.
Не заметила, в какой момент он освободил мои запястья. Но сейчас его руки находились на моих бёдрах, контролируя движения. Направляя моё тело по нужной для него траектории. Словно я надувная кукла.
И если это наказание за мой длинный язык, то самое паскудное из всех, что можно придумать.
