Но судьба распорядилась иначе.
Разве мне нужна была дочка Вишневского? Вовсе нет.
Вот только, когда познакомился с Маугли, с глаз пелена спала. Все прошлые потребности, стремления стали вдруг плоскими, пресными, безвкусными. Словно вышел из матрицы и обнаружил настоящий мир.
Видел её и понимал, что день станет весёлым. Опасным и весёлым. В борьбе со своим желанием убить её и прикопать на участке рядом с домом. С трудом себя каждый раз сдерживал, чтобы до конца не сжать пальцы на её тонкой шейке. И останавливался лишь потому, что мне было интересно, какой фортель она выкинет в очередной раз.
Знай я с самого начала, чья она дочь, не подпустил бы так близко. Не позволил бы ей так глубоко пробраться. Опутать сердце своими тонкими ручками.
– Врачи сказали, что тебя можно ненадолго потревожить, – вывел из дум голос Якуба.
Усмехнулся, взглянув на брата.
Мы и не в такие заварушки попадали. Только сейчас, видимо, расслабился. Отчего-то решил, что Соломон не станет рисковать шкурой. Но, должно быть, недооценил его чувства к Васе. Ведь она причина того, что пули полетели в мою сторону.
Он хотел избавиться от меня. Когда я оставил его в живых. Ошибки случаются. Эта пока не смертельная.
– Тревожь, – ответил, ощущая слабость в теле.
Расстраивало, что Василисы рядом нет. Казалось, она исцелит меня раньше лекарств и врачей. Но, наверное, имелись веские причины её отсутствия в палате. И я хотел их знать.
– Получил выписку из больничной карты Вишневской Василисы Васильевны.
Знал брата, читал по его лицу все мысли. И сейчас он явно пытался скрыть свои чувства.
По привычке приподнялся, тут же ощутив боль. Поморщился, сцепляя зубы. И забирая из его рук документы.
Я и без того был в курсе содержимого бумаг. Запрос их всего лишь формальность. Потому что мне хотелось лично увидеть причину, по которой мой ребенок не родился.
Конечно, незащищённый секс вовсе не гарантия беременности. Но я странным образом не сомневался, что залетит от меня.
И когда год назад мне доложили, что Василиса сделала аборт, часть моего сердца, принадлежавшего ей, отмерла. Осыпалась и превратилась в прах.
Если она избавилась от нашего ребёнка, выходит, я для неё не просто ничего не значу. Она меня смертельно ненавидит. Так ненавидит, что смогла убить то, что нас связывало.
Я боролся весь год с желанием её увидеть. Поговорить. Потребовать объяснений.
Но каждый раз мешала гордость. Задетое самолюбие. Стремление забыть. Выкинуть из головы. Сожалеть о нашем знакомстве.
Обманывал себя, что еду в Испанию ради вендетты с её отцом. Но на деле меня тянуло к ней как магнитом.
И вот сейчас, перечитывая строки, вновь испытал забытую боль. Вобрал в лёгкие воздух. Его стало вдруг резко не хватать.
Медикаментозное прерывание беременности.
Простые слова, ещё раз провернувшие нож в моём сердце.
Сцепил зубы до треска. Прикрыл на мгновение глаза.
Медленно выдохнул горячий воздух из лёгких.
– Где она сейчас?
Опять это выражение на его лице. Хотелось пройтись по нему кулаком, лишь бы не видеть, как брат отводит глаза.
– Где? – повторил тихо, но слышал вместо слов рык раненого зверя.
– Она сбежала, когда ты находился в операционной, из больницы к Соломону, брат. Они планировали улететь обратно в Испанию. Я их остановил. Некоторое время она провела в обезьяннике, потом её отпустили. Она приходила сюда. Но я не уверен был, что её разумно впускать в твою палату.
Каждое слово – очередной удар.
Кивнул, будто ожидал чего-то подобного. Хотя это ни хрена не так.
Нет, не ожидал.
Не сомневался, что она испытывает ко мне те же чувства, что и я. Но, должно быть, ошибся.
Крупно просчитался, раз решил, что она способна простить меня. Списать грехи со счетов.
Но я недооценил её преданность семье и Соломону.
И ненависть ко мне.
Не хотел её видеть. Слышать. Знать её не желал.
Преодолевал себя каждый день, пока выкарабкивался.
Когда она заявилась в больницу, думал, сорвусь. Сообщили, что меня хотят навестить. Слышал, как она ругается с медсестрой. Как её не пускает охрана, получившая от меня чёткие инструкции.
Нужно переждать. Со временем чувства пройдут и станет легче. Не могут не пройти. Но сейчас казалось, будто дышать не способен. В легких не хватало воздуха. То ли от пуль, то ли из-за неё.
Сучка.
Вот вляпался по самые уши в неё.
Потёр лицо, опустив стопы на пол. Ещё рано, нельзя. Но от её голоса все внутренности сводило судорогой.
Зарёкся, что не стану выяснять ничего о её судьбе.
Соломон за решёткой. И оттуда уже не выйдет.
Отец её зависит от меня. И если мне что-то не понравится в его поведении, его тоже не станет.
Не знал, как она будет выбираться из своего болота. Может быть, найдет себе папика. С её внешностью это не проблема.
Мне бы, наверное, так даже было бы проще. Ощутить разочарование. Горькое, как пилюля. Но лечебное.
Только почему-то, вместо того чтобы висеть на чьей-то шее, она устроилась на работу в ресторан. В мой ресторан.
Смотрел на неё, будто видел впервые в жизни. Волосы, туго затянутые в хвостик. Лисьи глаза, впившиеся мне в душу. Обратил внимание, как её руки дрожат. На щеках румянец.
Что она тут забыла в одежде официантки?
Глава 31
Василиса
Шамиль обжёг взглядом, откинулся на спинку стула, некоторое время изучая меня. Проявляя неприличный интерес к обслуживающему персоналу. В моём лице.
Его спутница переводила непонимающий взгляд с меня на него. А моё сердце трепыхалось в груди, как после бега. От глупой надежды, что мы наконец поговорим. Что он не оставит меня.
– Чёрный кофе и двойной капучино, – разбил мечты вдребезги, делая заказ за себя и спутницу, вкусы которой знал.
Секретарь, помощница? Он их всех в модельных агентствах подбирает, что ли, для услады глаз?
Отошла от столика на ватных ногах, ощущая зуд в районе макушки. Руки дрожали, сердце колотилось.
Разочарование на вкус кислое. Противное, протухшее.
Почему его глаза такие колючие и холодные? Никогда он на меня так не смотрел прежде.
Со злостью, с удивлением, с раздражением. Но не с безразличием.
Злится, что я сбежала из больницы к Соломону?
