— Да… Коллеги, — улыбнулся Гном, потом переглянулся с Саней, и я ощутила удовлетворение и даже облегчение, похоже, моя легенда прошла проверку. — Мы просто пришли… По делу, по рабочему вопросу. Мы сейчас быстро обсудим и уедем…
— Да, хорошо, — кивнула Варька, посмотрела на меня.
Я пожала плечами, вздохнула, типа: работа, что тут поделаешь? И в выходной жить не дает…
Сама же в этот момент едва удерживалась на ногах от облегчения. Сейчас я их выпровожу, не будут же они меня прямо тут?.. Ну, потискают немного, это не страшно. Главное, потом уйдут.
А дальше я уже решу, как быть…
И вот знала же, что нельзя раньше времени расслабляться, обязательно подлянка будет! Знала! И все равно не смогла сдержать улыбки, раньше времени успокаиваясь.
И подлянка тут же не заставила себя ждать.
В прихожую вырвался с ворчанием Портосик, принимаясь детально обнюхивать ноги гостей, а за нашими с Варькой спинами раздался тонкий сонный голос Ксюхи:
— Мама?
Глава 21
Глава 21
Немая сцена, возникшая следом за этим словом, была достойна МХАТа, клянусь.
С одной стороны мужчины с совершенно нечитаемыми выражениями лиц, и, надо сказать, Гном тут вполне мог дать фору Сане по каменности и замороженности.
С другой — мы с Варькой с раскрытыми ртами и глазами в пол лица.
Две антагонирующие стороны.
И между нами — сопящий Портосик, толстенькой лоснящейся сосиской крутящийся возле ног пришельцев.
Не знаю, сколько бы времени мы вот так простояли, но дети умеют вносить момент неожиданности и креатива в нашу жизнь.
Ксюша — уж точно в этом вопросе профессионал.
Она смело шагнула вперед, совершенно не теряясь в присутствии посторонних людей, что не удивительно, она у меня вообще та еще несомневающаяся в собственных действиях коза, и встала так, чтоб одновременно видеть все действующие лица этой глупой драмы.
— Мама, а Варя говорила, что ты завтра придешь, — с обидой сказала она, поджав губки, словно я обманула ее лучшие ожидания, явившись раньше.
Ох… Ну что тут скажешь? Дети… Непосредственная жестокость…
Портосик, нанюхавшись и решив, что с пришельцами все ясно, откатился к Ксюшке и цапнул у нее из рук игрушечного мишку.
Она разжала пальцы, песик радостно подхватил добычу и умчался в комнату.
Мы проводили его оторопелыми взглядами, а затем…
Затем словно плотину прорвало, словно Портосик своей бесцеремонностью разжал сжимаемую до этого пружину.
— Мама? — ошалело протянул Гном, смотря на Ксюшку, потом на меня, потом опять на нее.
Глаза его при этом были… Сложно определяемыми.
Да и некогда мне было определять.
— Ксюша, — я присела на корточки, потянула дочь к себе, — иди в комнату, моя хорошая…
— Мама? — снова спросил Гном, — это, блять, как?
— Прекратите выражаться, — сурово нахмурилась Варька, — здесь ребенок.
— Ребенок… — этом повторил за ней Гном, — ребенок…
Я обнимала Ксюшу, избегая вообще смотреть в сторону мужчин. Страшно, потому что было.
Гном хоть как-то выражал эмоции, а вот Саня… Этот ледяной великан как застыл в дверях молчаливым куском камня, так и не двинулся до сих пор с места. И лицо его тоже ничего не выражало. Страшно как! И Ксюшку надо быстрее убрать…
И вообще…
У меня в голове, обычно моментально генерирующей мысли, сюжеты, планы, в этот момент было до жути пусто.
Я не могла даже слова подобрать правильные. Черт, да я никакие слова подобрать не могла!
Билось только желание схватить дочь на руки и смотаться отсюда побыстрее. И подальше от этих двух, застывших соляными столбами, мужиков. От них такая угроза исходила, какую я вообще за всю свою жизнь не могла бы припомнить и идентифицировать.
— Иди, иди в комнату… — я подтолкнула Ксюшу к выходу, вскинула на Варьку жесткий взгляд, и та, сразу отмерев и все осознав, заторопилась:
— Пошли, малыш, мама тут занята… Пошли…
— Мама… — опять повторил Гном, — мама…
Так, заело его, похоже.
И этим надо пользоваться!
Я встала, загораживая собой девчонок, за моей спиной Варька уговаривала сопротивляющуюся Ксюшку пойти еще поспать, взгляды мужчин испепеляли чуть ли не до костей. Ой, что будет…
— Я хочу посмотреть! — пищала протестующе дочь, как всегда, очень кстати проявляя фамильное упрямство.
— Потом посмотришь, — увещевала ее Варька. Я, сложив руки на груди, смотрела на мужчин, пряча за суровым взглядом растерянность и шок.
Гном, похоже, был не меньше моего в шоке, потому что все пытался посмотреть на дочь и постоянно повторял свое: “Мама, мама… Как, блять?”
И в этот момент отмер Саня.
Он шагнул вперед, оттеснив немного Гнома и, жестко глядя мне в глаза, спросил:
— Сколько ей лет?
Ох, бля…
Как тебя не вовремя-то отморозило…
Я раскрыла рот, судорожно подсчитывая, как правильнее будет сказать, но тут Ксюшка решила, что мало разнообразия внесла в мою жизнь, потому что вывернулась от Варьки, юркнула между мной и Саней и, бесстрашно глядя ему в глаза, сказала:
— Пять!
И пальчики растопыренные показала, видимо, чтоб всем все было понятно.
— Пять… Пять… — заклинило Гнома на новом слове, а Саня, неожиданно присев на корточки перед Ксюхой, принялся внимательно изучать ее серьезное личико.
Я положила руку на плечо дочери, подтягивая к себе, но Саня, резко вскинув подбородок, обжег меня своим ледяным взглядом, а затем едва заметно мотнул головой.
— В сентябре родилась, — он не спрашивал, нет… Но Ксюшка только расплылась в щербатой улыбке и мотнула головой:
— Откуда знаешь?
— Догадался, — коротко ответил Саня и снова резанул меня снизу вверх жестким, очень говорящим взглядом.
За его спиной замер Гном, видимо, мысленно подсчитывая и затем со стоном выдыхая:
— Да, бля-а-а-ать…
— Я просила вас выбирать выражения, — тут же влезла грозная Варька, — и вообще… Ребенку надо переодеться. И поесть. И вообще…
— Да. — Саня поднялся с корточек, разрешая забрать Ксюшку таким невыносимо властным, царским просто движением, что я тут же отмерла и начала заливаться злобой. Неуместной в этот момент, но целительной.
Потому что злоба всегда у меня воображение будила.
Правда, тут поздновато мозги включились, но кто сказал, что нельзя играть с заведомо проигрышной позицией? В конце концов, блеф никто не отменял…
