И далеко не так наивна, как вещала нам все это время.
Для меня это было… Да не ударом, пожалуй… Просто еще одним охерением.
На волне того, что и с ней, и с моей дочерью все в порядке было, информация о полностью сфабрикованной легенде, которой она нас с Гномом так виртузно накормила, прошла боком.
Конечно, я собирался с нее по-полной спросить, когда восстановится и придет в себя, и я планировал сделать это жестко…
Но ни в одной части мозга не промелькнуло даже тени темы оставить моих девочек, наказать Женьку…
Слишком долго искал, слишком сошел с ума, когда нашел… Она, конечно, та еще сучка, но это все мелочи. С этим будем работать.
Но Женька в тот момент сделала в очередной раз такое, отчего у меня до сих пор грудь схватывает, стоит только вспомнить.
Она исчезла. Сучка такая. Исчезла с моей дочерью. И опять бесследно! Опять!
Конечно, Гном был виноват, он должен был с нее глаз не спускать, следить, разговаривать, пока я решал вопросы с Ковром, ментами и прочим дерьмом, свалившимся нам на голову.
Ну и, попутно, охреневал от новой информации, конечно.
Бизнес, выкупленный не на последние, само собой, но все же нам с Гномом пришлось поджаться, чтоб его взять, оказывается, давно был под прицелом. И обещанные нам гостендеры, из-за которых, собственно, мы и купили компанию, запросто могли уплыть из-под носа. И не в последнюю очередь благодаря засланному казачку: нашей Женьке.
Ну вот как после этого бабам верить, скажите мне?
Никак.
Женщины — это вообще катастрофа. Они умеют залезть в голову и заставить себя прощать и любить, вопреки всему дерьму, что умудряются натворить. И вот смотришь на такую и думаешь: убил бы заразу… А вместо этого руки тянешь к ней и целуешь…
Это карма наша за то, что сильнее их физически, выносливее и умнее. Зато у них вот такой защитный механизм, который в итоге ничем не перерубишь…
Когда Женька исчезла во второй раз, да еще и прихватив Ксюшку, я думал сдохну.
Первым под раздачу попал Гном, с которым мы полаялись прямо в вестибюле нашей компании, а потом там же и подрались.
Разнимала нас охрана на глазах у бедолаг-сотрудников, которые, наверно, моральную травму заработали, потому что потом мне на глаза месяц не попадались, ловко сворачивая в коридоре в сторону, стоило показаться на горизонте.
Не знаю, почему их именно я так пугал, а не Гном, ведь я, в отличие от него, даже слов никаких не говорил, мат не употреблял…
Но случилось, что случилось.
После того, как нас разняли, приехала вызванная кем-то особенно умным скорая, и меня чуть было не загребли в больницу с подозрением на предынфарктное.
Гном тогда, помню, сильнее меня напугался. Сидел рядом, в скорой, утирал кровищу, потому что нос я ему конкретно так поправил, и клялся, что найдет наших девочек. Главное, чтоб я не нервничал, потому что куда он без меня, придурка. Слова он употреблял другие, конечно, но врачи скорой, два серьезных мужика, не протестовали. Они и сами, наверняка, не хуже умели выражаться…
В этот раз мы были умнее.
И возможностями обладали серьезными, особенно после того, как получили-таки госзаказ, который, кстати, никого не порадовал…
А вот информация, что есть зацепки и можно найти наших девочек по хлебным крошкам, воодушевили куда как сильнее.
Я был уверен, что найдем.
И мы нашли…
До сих пор все внутри теплеет, как вспомню момент встречи.
Я смотрю на Гнома, внимательно изучающего фотки моей дочери, нашей дочери, и думаю, что, черт, я самый счастливый мудак на свете.
И что, наверно, мой брат не по крови, а по сути своей, прав.
И лучше перебдеть, чем потом флешбэки в машине скорой хватать.
— Ты паранойишь, — все же немного притормаживаю я его, зная, что Гному достаточно одного моего согласия, чтоб развернуть полномасштабную хуйню.
Не дай бог, Женька узнает.
Она же не только ему мозги будет иметь. Разделит, как и все остальное, на нас двоих поровну. Справедливая наша.
— Нихрена! — горячится Гном, потрясая телефоном с фотками, — ты видел, как он на нее пялится? А тут? Ты посмотри, где его лапа? Это нормально, по-твоему?
Я мельком смотрю на сунутый под нос экран, отмечая, что лапа мальчишки и в самом деле не там, где надо. Как это я раньше не увидел? Ишь, приобнял за плечо, да еще и стоит так…
Я минуту изучаю пристально троицу школьников, двух мальчиков и одну девочку, заснятых, судя по всему, неподалеку от школьного крыльца.
А ведь фото сегодняшнее…
Так…
— А Ксюшка на танцах? — спрашиваю у Гнома, и тот кивает. — А ребята точно уверены, что она там?
Гном опять кивает, но уже не так уверенно… Понятное дело, что с нашей мелкой надо быть внимательными. Вся в маму же. Сюрприз устроить — нехер баловаться…
Гном, отвечая моим тревожным мыслям, тут же набирает службу безопасности и рявкает в трубку приказ проверить, точно ли Ксюшка на танцах.
И через минуту получает вполне ожидаемый ответ: не на танцах.
Должна была. Зашла в здание…
Дальше блеяние сбшника уже не интересно.
Гном, рыча от злости, выметается из кабинета, он у нас человек действия, на месте не сидит ни мгновения, а я, проследив за ним взглядом и слегка пожалев парней из сб, хотя, чего жалеть, сами виноваты, долбоящеры, набираю сына.
— Темыч, привет, — здороваюсь я с ним, — а Ксюшка куда умотала?
— Потеряли? — ехидства Артему не занимать, тоже в маму все… Ничего моего, блять. Вспоминаю, как Гном бесился, когда выяснилось, что Тема — мой сын все же, как орал, что следующий — точно его будет. И как Женька, выйдя из роддома, первым делом высказала ему все, что думает о его решении сделать из нее мать-героиню.
— Есть немного… — я знаю, что с Темычем надо разговаривать на равных. Только тогда будет любовь и взаимопонимание. Очень серьезный у нас парень, с младенчества знающий себе цену.
— Она с Борькой на стрельбище свалила, — огорошивает меня Тема, и я какое-то мгновение даже не знаю, что сказать. Какое, бля, стрельбище еще?
Собственно, именно это я и говорю. Кроме “бля”, естественно.
— Туда, где Борька тренируется, — охотно делится со мной информацией мой сын-первоклассник, похоже, перенявший от своей заразы-мамки слишком много черт характера, — он же чемпион. Вот и хвастанул. А она сказала, что сделает его, как щенка. Они забились.
Бля.
У меня просто слов нет. Вернее…
— А где это стрельбище?
— Да Борька говорил, где-то за МКАДом…
