— Тебе понравится, котенок, — уверяет будущий труп Курьянов.
Как только вижу перепуганную Катю, забрало падает. Перед глазами раскадровка кровавого месива. Скидываю с нее эту тварь. На тренировках по любой борьбе с тебя практически берут слово не применять навыки в обычной жизни, особенно с теми, кто неподготовлен. Сегодня мое слово теряет свою силу.
Отшвыриваю это животное в сторону. Я знаю, куда бить. Так, чтобы прочувствовал, но следов почти не осталось. Только сейчас опытом последних знаний не пользуюсь. Он сам и все его окружение еще долго будут любоваться на его разукрашенную рожу.
Курьянов что-то блеет. Не слышу. В ушах шум. Свист. Сердце разрывается от громких, тяжелых ударов. Пульс зашкаливает, а я продолжаю. Наношу удар за ударом, пока сучоныш не теряет сознание.
Резко поворачиваюсь к Кате. Она напугана. Сжалась у изголовья кровати. Лямка платья спущена по плечу. Я, бля*ь, снова в крови по локоть. Курьянов лежит обездвиженно, не сдох и не сдохнет.
Делаю шаг. Катя обхватывает себя руками. Дрожит.
— Пошли отсюда, — протягиваю ей руку.
Она мотает головой.
Глава 12
— Что ты тут вообще забыла? — игнорирую ее испуг и делаю еще шаг. — Какого хрена, Катя?!
— Не ори, — хватается за голову. — Не кричи, — выдает чуть тише, а у самой язык заплетается. — Как ты сам тут оказался? — морщится. — Голова кружится.
— Что пила?
— Колу! — Катя огрызается, но тут же начинает смеяться.
Ее грудь вздымается, она часто дышит. Глаза бегают как заведенные. Он точно ее чем-то напоил. Радужки блестят. Она облизывает губы, смотрит на Курьянова и часто моргает. Я и сам снова на него смотрю. При одной только мысли о том, что он мог ей подмешать, хочется втащить ему по новой.
Вообще, Курьянов, а точнее его старший брат, он уже два года как учится в универе, славится такими сборищами. Куча телок, алкоголь и разношерстная запрещенка, от которой девки становятся сговорчивыми.
Слава моего отца идет впереди, поэтому меня в подобных местах считают своим, даже вон в чатик добавили.
Когда Азарин первый раз решил сюда зарулить, я его отговаривал. Он меня, конечно, не послушал. Идиот. Не удивлюсь, что Катя здесь, потому что Тим тоже где-то поблизости.
— Пошли.
Перехожу черту и хватаю ее за руку. Церемониться сейчас выдержки просто нет. Стаскиваю Катю с кровати. Токман упирается. Начинает визжать, будто ее режут. Морщусь, пытаясь закинуть ее извивающееся тело на плечо.
— Поставь! Поставь! — орет, а потом кусает меня за шею. Смачно, уверен, будет синяк. — Отвали от меня, Кайсаров, сказала. Не трогай. Что вам всем от меня надо?!
Резко ставлю ее на ноги прямо перед собой. Катя покачивается.
— Дура! — рычу в лицо.
Она смотрит с вызовом. Воспламеняет одним взглядом и проклинает им же.
— Ты под кайфом? Что он тебе дал?
— Что? Не-е-ет, — смеется, а у самой реакция заторможенная.
— Ну да, — цежу сквозь зубы и толкаю ее в сторону ванной.
Катя делает несколько быстрых шагов. Успеваю ее поймать, прежде чем распластается на ковре. Включаю свет и закрываю дверь.
Мы в ванной один на один. У нее на губах моя кровь. На моих руках — Курьяновская. Это какой-то пи*дец.
Прижимаю большой палец к алым губам, размазывая всю эту «прелесть» по Катиному подбородку.
— Не трогай, сказала! — раздувает ноздри. — Мы договорились больше не видеться.
— Придется начать соблюдать эту договоренность с завтрашнего дня.
Прижимаю ее к стене своим телом и вытягиваю руку, чтобы включить душ.
— Что ты делаешь?
Мотаю башкой, упираясь ладонью над ее головой. На светлой плитке остаются кровавые следы.
Она заторможенно моргает и снова начинает хохотать.
— У тебя глаза такие, — широко свои распахивает, — красивые. И имя. И ты, — переходит на шепот. — Ой, — чуть оседает вниз, снова заливаясь хохотом.
Ловлю ее за талию одной рукой. Мурашки по коже от бешенства, ну и от ее слов, конечно.
Вот тебе и хорошая девочка Катя. Какого хрена сюда поперлась?! Дура безмозглая.
— Брат твой где? — сглатываю. Стараюсь звучать строго.
— Что? — не прекращает смеяться. — Кто?
Ясно. Прикрываю глаза. Вдыхаю.
Врубаю холодную воду и под Катины вопли заталкиваю ее в душевую кабинку. Сам промокаю вместе с ней. Ледяная вода затекает за шиворот, одежда тяжелеет, обтягивая тело второй кожей.
Катя отплевывается от воды. Дрожит, но сопротивляться не перестает.
— Не трогай меня! Ты просто ненормальный! — орет так, что уши закладывает. — Мне больно.
У нее зубы стучать начинают. Платье вымокло до нитки, я отчетливо вижу ее торчащие соски. Бл*дь!
— Что ты пила?
— Колу. Я же сказала, что колу! — обхватывает свои плечи руками.
Всматриваюсь в ее лицо. Зрачки расширенные. Глаза красные. Этот сучоныш ее чем-то накачал и притащил к себе в спальню.
— Он мог тебя сегодня… — ору ей в лицо и замолкаю. Резко. Потому что она начинает плакать. Воет навзрыд.
Внутри все обмирает. Меня заклинивает. Я больше не могу вдохнуть и пошевелиться — тоже. Изнутри рвет от ее слез. Терпеть не могу слезы, триггерит. Снова оттаскивает в прошлое. Мамины слезы, кровь.
Стоп!
Вылезаю из этого тумана. Ловлю Катино лицо руками. Долго на нее смотрю.
Мы молчим. На нас льется ледяная вода, а мы молчим.
От нее веет жаром. Она теплая. Прижимаюсь к ней ближе. Между нами теперь даже воздуху протиснуться проблематично.
— Холодно, — стучит зубами и тянется ко мне.
Она под кайфом. Ее губы на моем подбородке. Так нельзя. Так неправильно.
Катя привстает на носочки, водит носом по моей щеке. Сглатываю. Чувствую ее запах, он повсюду здесь. Закрываю глаза и на секунду себя отпускаю. Буквально на секунду.
Ее руки обвивают мою шею. Она прижимается еще ближе, крепче. Только куда? Разве это вообще возможно?
— Катя…
— Замолчи. Просто заткнись, Кайсаров, — бормочет мне в губы.
— Ты…
Открываю глаза. Вижу ее. Она запрокидывает голову и точно чувствует мой стояк. Ледяная вода вообще не спасла.
Кривит губы в улыбке.
— Как все, да? — ухмыляется.
— Тебе здесь лучше не оставаться, — отворачиваюсь.
— Я не могу поехать домой, — бормочет и снова смеется. — В таком виде не могу… Папа убьет.
