Дона позвала меня в спальню: миссис Грэфтон
была в истерике, и надо было помочь успокоить ее.
Как сквозь сон, я слышал полицейские сирены,
вой машин «Скорой помощи». Дом заполнили люди в белых халатах, сержант Бьюда
отдавал короткие команды… Врач оттолкнул меня в сторону. Не помню, как я
очутился во дворе в окружении двух полицейских и сержанта Бьюды.
— Как вы сюда попали? — спросил он.
— Интересовался вороной.
— Зачем?
— Просто так.
— Кто эта женщина?
— Мать девушки.
— Вы видели, как она ела конфеты? Я
кивнул.
— Сколько же она съела?
— Конфеты три или четыре.
— И как скоро после этого ей стало плохо?
— Практически сразу.
— Похоже на цианид, — сказал
Бьюда. — Не уходите, Лэм. Мне надо поговорить с вами. Давайте, ребята,
разберемся с этими конфетами.
Полицейские скрылись в доме, а из него вышли
санитары с носилками, на которых лежала миссис Грэфтон. Носилки задвинули в
машину «Скорой помощи». Завыла сирена, и машина умчалась.
Из окна в доме напротив за происходящим
наблюдала какая-то женщина. В ее взгляде было нечто большее, чем простое
любопытство. Заметив, что я смотрю на нее, она отвернулась и отошла, но минут
через пять прильнула к другому окну.
Я обошел дом и, убедившись, что за мной никто
не следит, бросился к сараю. В клетке вороны не было.
Я залез на штабель дров, подставил под ноги
какой-то чемодан и стал исследовать клетку.
В углу ее были навалены кучей ветки, —
должно быть, и здесь ворона устроила себе что-то вроде гнезда. Я запустил в
него руку и принялся шарить. Вскоре наткнулся на что-то твердое и скользкое.
Захватив этот предмет двумя пальцами, вытянул его наружу…
Даже в полумраке сарая он светился волшебным
зеленым светом так, что трудно было оторвать глаза.
Я положил изумруд в карман и снова запустил
руку в клетку. В другом ее углу нащупал круглые камешки — оказалось, еще четыре
изумруда такой же чистоты, как первый.
Убедившись, что камней в клетке больше нет, я
вышел из сарая. Несколько минут слонялся по двору, пока ко мне не подошел
Бьюда.
— Что вы можете сказать об этих конфетах,
Лэм?
— Она их съела.
— Это я и без вас знаю. Откуда они у
девицы?
— Понятия не имею.
— Конфеты не растут на деревьях, не
правда ли?
— Насколько я знаю, не растут.
— Вам их предлагали?
— Да.
— Кто?
— Мать.
— Когда вы пришли, коробка с конфетами
уже лежала на столе?
— Не обратил внимания. Меня интересовало
другое. Она решила, что я журналист. В конце концов, на всех журналистов конфет
не напасешься.
— Девушка угощала мать?
— Не помню. По-моему, мать без
приглашения начала угощаться.
— Смотрите, что получается, Лэм. Мать не
приносила конфеты, значит, их принесла дочь. И угостила мать…
— Нет, сержант. Мне все-таки кажется, что
никто ее не угощал. Она сама открыла коробку. По-моему, мать не приносила
конфет, но поклясться не могу. Я разговаривал с девушкой, хотел вытянуть из нее
интересующую меня информацию. Приход матери нарушил мои планы. Ей вообще не
терпелось, чтобы я убрался поскорее, и я уже хотел уйти…
— Какую информацию вы хотели вытянуть из
девушки?
— Да так, просто…
— На кого вы работаете?
— В данный момент ни на кого.
— Что вы имеете в виду?
— То, что говорю.
— Гарри Шарплз сказал, что поручил вашему
агентству поработать на него. Он, кажется, сильно взволнован.
— Да, он предложил нам работу.
— И вы хотите меня уверить, что
отказались?
— Берта считает иначе.
— Может, это она работает на Шарплза?
— Я здесь ни при чем.
— А что вам здесь нужно?
— Провожу рекогносцировку.
— Кажется, вы опять морочите мне голову.
— Ну что вы!
— Как вам девочка?
— Девочка что надо.
— Черт побери, я сам не слепой! Пожалуй,
несколько худа, зато фигура… Но я вас не об этом спрашиваю. Что вы о ней
думаете?
— Хорошая девушка.
— Другого ответа я от вас и не ожидал. Вы
вообще испытываете слабость к особам женского пола». Ладно, идите. И не вздумайте
болтать про это отравление.
— Я обязан проинформировать своего
партнера.
— Я имею в виду газеты. Скажите Берте,
чтобы она тоже помалкивала.
— Почему? Разве тут кроется какая-то
тайна?
— Кто его знает. Откуда, например, взялся
нож на полу?
— Кто-то уронил. — Кто?
— Мать.
— Дочь об этом ничего не сказала.
— Мне показалось, что его уронила мать.
— Как это случилось?
— Ей стало плохо.
— Зачем она схватила нож?
— Понятия не имею. Я не спрашивал. Может,
она открывала ножом коробку? Вообще-то я уже уходил и не видел, что она делает.
— И что было потом?
— Женщине стало плохо. Ее затошнило,
началась рвота.
— Она не кричала, что ей подсунули
отраву?
— Точно не помню. Кажется, она сказала
дочери, что конфеты горькие или что ее отравили… Что-то в этом роде.
— Значит, вы не знаете, откуда взялся
нож?
— Я помню, что видел его. Но, поймите,
женщину рвало, я старался помочь ей… Мне было не до ножа.
— Дочь утверждает, что соскоблила ножом
краску с коробки и положила его на стол.
— Я не обратил внимания.
— Так лежал этот нож на столе или нет?
