— Представьте себе такую ситуацию. Кто-то
прячет у себя дома партию незаконно добытых изумрудов. Пять из них вдруг
исчезают. Возможно, человек, у которого хранится эта партия, догадывается, кто
взял изумруды, но не знает, где они. Он надеется, что камни рано или поздно,
вернутся к нему, но ждать не может: ему надо отчитаться за всю партию. Разве не
логично вынуть тринадцать изумрудов из оправы и спрятать пять из них там, где
никто не стал бы их искать? Разумеется, этот человек не мог предположить, что
через несколько часов его убьют, а полиция, производя обыск, исследует слив
раковины.
— Интересная гипотеза, — сказал
Маранилья. — А есть ли у вас доказательства? Я утвердительно кивнул.
— Анализ показал, что на ладонях
Кеймерона нет следов пороха. Полиция решила, что из пистолета стрелял убийца,
но при этом не обратила внимания на одно серьезное обстоятельство: тонкие
кожаные перчатки, лежавшие на столе убитого.
Маранилья поморщился:
— Кто же стреляет из пистолета в
перчатках?
— А что, если стрелявший просто не успел
их снять? Заметим, что в перчатках трудно выстрелить с точностью. Теперь
остается поразмышлять, зачем понадобилось стрелявшему надевать тонкие кожаные
перчатки и что заставило его схватить пистолет, не успев их снять. Думаю, можно
прийти к весьма интересным выводам.
Впервые лицо Хурадо выразило какие-то чувства.
Он неожиданно щелкнул пальцами и воскликнул:
— Теперь все ясно, амиго!
Маранилья сказал что-то по-испански, Хурадо
кивнул, оба встали и пошли к выходу.
— Извините, мы ненадолго, — бросил
на прощание Маранилья.
Мы остались наедине с растерянным и испуганным
управляющим.
Глава 18
Шаги замерли за дверью.
Берта посмотрела на меня, уже открыла рот,
собираясь что-то сказать, но раздумала.
Мы сидели в тишине, нарушавшейся лишь
жужжанием мух.
Вдруг Фелипе Муриндо заговорил медленно,
старательно выговаривая слова. Всем своим видом он молил: поймите меня!
— Где твой словарь, Берта? — спросил
я.
— Да не словарь это, а разговорник! Все
равно от него никакого толку: эти бездельники даже свой родной язык не знают!
Я взял разговорник. В конце был небольшой
испанско-английский и англо-испанский словарик. Я ткнул пальцем в столбик
испанских слов и, улыбнувшись, показал Муриндо.
Он тупо уставился на меня.
Я взял его указательный палец и стал водить им
по странице, останавливаясь на разных словах — сначала испанских, потом
английских.
Муриндо не реагировал.
Тогда я решил изменить тактику. Отыскав в
словарике слово «переводчик», снова стал водить указательным пальцем Муриндо
слева направо, а потом наоборот. Он только нахмурился, покачал головой и
произнес что-то по-испански.
Я прочитал слово «переводчик» по приведенной в
словаре транскрипции: «Ин-тер-пре-та».
Только сейчас до Муриндо что-то дошло: он
закричал, отчаянно жестикулируя. Я не понял ни слова, но было ясно — он и
слышать не хочет ни о каком переводчике.
— Ну что, нашел с ним общий язык? —
съехидничала Берта.
— Увы! Я предложил ему поискать
переводчика, и видишь, как он отреагировал.
— А зачем ты тыкал его пальцем в
разговорник?
— Я надеялся, он сможет отыскать здесь
нужные слова, но дело в том, что он не умеет читать.
— Черт побери! — с досадой
воскликнула Берта. — Так нужно с ним поговорить, а ничего не выходит.
Я стал листать разговорник, пока не нашел
фразу: «Пожалуйста, говорите медленнее», и разборчиво, по слогам прочитал ее
испанский перевод.
Муриндо кивнул и начал говорить, я а попытался
воспроизвести на листке бумаги фонетическую транскрипцию его слов.
Когда Муриндо замолчал, листок был исписан
совершенно непонятными для меня словами, но я знал: стоит медленно прочесть их
человеку, понимающему по-испански, и он разберет, в чем дело. Может, я и сам бы
разобрался, будь у меня под рукой хороший испанско-английский словарь.
Я сложил листки и сунул в карман.
Муриндо прижал палец к губам: просил нас
молчать.
Я кивнул.
Потом он протянул вперед правую руку.
— Песо, — сказал он. — Динеро.
[3]
Я снова стал листать разговорник — на этот раз
раздел «Платежи и расчеты». Найдя нужную фразу, медленно прочитал ее вслух.
Муриндо сперва не понял, и мне пришлось повторить. Но вот он с удовлетворением
закивал.
— Что ты ему сказал? —
поинтересовалась Берта.
— Сказал, что если информация, которую он
только что предоставил, окажется полезной, она будет оплачена.
— Боже правый! — воскликнула
Берта. — Ты что, решил заняться благотворительностью? Какая может быть
польза от его болтовни?
— Пока не знаю.
— Надо хорошенько разобраться, —
сказала Берта с умным видом. — Дай-ка я сама посмотрю.
Я протянул ей листок.
— Попробуй. Когда прочтешь, скажи мне,
сколько стоит эта информация, и я заплачу ему.
Берта кинула на меня гневный взгляд, но листок
взяла и попыталась разобрать мои записи.
Мы с Бертой не слышали шагов — Маранилья умел
подкрадываться тихо, как кошка, но сидевший лицом к двери Муриндо что-то
встревожено прошептал по-испански, и я понял: он подает сигнал тревоги. Я
обернулся — на пороге стояли Маранилья и Хурадо.
Берта быстро сложила листок, хотела было
положить его в сумку, но, передумав, сунула за пазуху.
— По-моему, все прекрасно, —
радостно сообщил Маранилья. — Кожаные перчатки на столе и лишние пять
изумрудов — это как раз недостающее звено в цепи нашего расследования.
— А что Хокли?
— Насколько мы поняли, Хокли решил, что
шахта приносит гораздо больше прибыли, чем значится в официальных документах.
Он заподозрил, что у Ширли Брюс есть побочные доходы и что их источник — эта
самая шахта. Хокли хотел уличить опекунов в сговоре с Ширли — тогда он мог бы
подать в суд и добиться отмены опеки. В Панаме у него есть друг, летчик. Хокли
наотрез отказался назвать его имя. Как бы то ни было, он тайком проник в
Колумбию… Конечно, он совершил ряд мелких правонарушений, но все, что он
говорит…
