— Кажется вам правдой?
— Да.
Хурадо уставился на меня своими ничего не
выражающими глазами и заметил:
— Интересно, каков будет логический конец
гипотезы сеньора Лэма?
Маранилья вопросительно посмотрел на него.
— Дело в том, — пояснил
Хурадо, — что коли сеньор Лэм прав, рассыпаются вдребезги все наши
предположения о мотивах убийства сеньора Кеймерона.
— Логика — упрямая вещь, — сказал
я. — Если следовать ей до конца, надо быть готовым к любым неожиданностям.
— Вы правы, — сухо согласился
Хурадо. — А теперь не пора ли нам вернуться в Медельин? Местный инспектор,
надеюсь, разберется без нас.
— А как же Хокли?
— Его вскоре освободят. У нас нет к нему
претензий.
— А Шарплз? Маранилья улыбнулся.
— Мистеру Шарплзу придется отложить
поездку в Медельин по крайней мере на несколько дней.
— А что же будет со мной? — спросила
Берта.
— Дорогая миссис Кул, — Маранилья
учтиво поклонился, — вы можете уехать, когда вам угодно. Если тот вид
транспорта, на котором вы добрались сюда, показался вам недостаточно комфортным
и чересчур дорогим, почту за честь предложить вам место в нашем автомобиле.
— Нет уж! — возразила Берта. —
Я заплатила этому пройдохе за дорогу туда и обратно — пусть он меня и везет.
Глава 19
Южная ночь были тиха и нежна. Теплый ветерок
ласкал кожу. Волшебная луна освещала спящий Медельин с его старинными зданиями,
построенными еще в те далекие годы, когда Соединенные Штаты едва только обрели
независимость.
Мы сидели в баре клуба «Уньон».
Рамон Хурадо больше не играл роль шофера. Он
надел дорогой светлый костюм и модный галстук. Лицо его по-прежнему было
бесстрастным, но теперь я знал, что таится за мужицкой внешностью.
Клуб «Уньон» занимал роскошное здание с
просторными залами и огромным внутренним двориком. Дома, в Соединенных Штатах,
клубы всегда представлялись мне заповедниками снобизма и замкнутости. В
«Уньоне» все оказалось иначе: люди приходили сюда, чтобы пообщаться, —
клуб был местом встреч старых друзей.
Мы сидели возле бассейна, в его глади
отражались звезды.
Близилась полночь, но Берта все еще не
появлялась, хотя я оставил ей записку — просил зайти в клуб сразу же, как
только вернется.
— Еще стаканчик? — предложил
Маранилья.
— С удовольствием.
Маранилья поманил официанта — паренек
приготовился принять заказ, но тут к нашему столику подошел метрдотель и,
извинившись по-английски, наклонился к Маранилье и сказал ему что-то
по-испански. Маранилья встал и поспешил вслед за метрдотелем.
Когда официант принес напитки, Маранилья еще
не вернулся.
— Вам здесь нравится? — спросил
Хурадо.
— Очень. Мне бы хотелось жить здесь.
— О, это удел избранных, — улыбнулся
Хурадо.
— Вы, колумбийцы, умеете радоваться
жизни.
— Конечно. А иначе зачем жить?
— Мне нравятся здешние манеры поведения.
Например, сегодня за ужином я заметил: никто не выпил лишнего, никто не
торопился опрокидывать рюмки одну за другой…
— А зачем торопиться? Мы стараемся от
всего получать удовольствие.
— При этом умеете хорошо работать, —
заметил я.
— Стараемся. К сожалению, у меня сейчас
мало времени, так что придется прервать беседу: мне нужно задать вам несколько
вопросов. Надеюсь, это не испортит вам этого чудесного вечера?
— Я к вашим услугам.
— Следуя вашей гипотезе, Кеймерон пришел
домой в перчатках и сразу же схватил пистолет, не так ли?
— Я не сказал «сразу». Может быть,
сначала он испробовал другие средства и лишь потом взялся за оружие.
— Логично, — кивнул Хурадо. —
Вы, должно быть, предполагаете, по какой причине стрелял Кеймерон?
— Вещественных доказательств у меня
практически не было, но некоторые выводы я сделал.
— Какие же? — поинтересовался
Хурадо. Я достал из кармана блокнот.
— Я внимательно ознакомился с книгой
«Птицы Америки», она вышла в серии «Библиотечка любителя природы». Так вот, там
есть статья о воронах. Ее автор, основываясь на научных исследованиях,
утверждает, что многим ручным воронам свойственна страсть к воровству — что-то
вроде клептомании. Чаще всего вороны, тащат к себе в гнезда яркое, красочное —
например, катушки синих или красных ниток, а также сверкающее, блестящее —
например, ножницы или наперстки.
— Очень интересно, — кивнул Хурадо.
— Во второй части «Энциклопедии птиц»,
изданной Национальным географическим обществом, — продолжал я, —
сказано, что вороны иногда собирают целые коллекции всевозможных блестящих
безделушек и даже просто красивых камешков. Свои сокровища они прячут в
потаенных местах и порой даже забывают о них.
Ко мне приблизился официант и сказал что-то
по-испански. Хурадо перевел: надо подойти к телефону.
Звонила Берта. Она была так возмущена, что
говорила заикаясь:
— Я-а, ка-а-жется, по-о-пала в ло-овушку.
Э-эти о-о-олухи…
— Успокойся, Берта. Что случилось?
— Эти олухи из местной полиции совсем
обнаглели! Они, видите ли, решили меня задержать! Я говорила им, что Маранилья
разрешил мне отправляться, куда хочу, но они то ли не понимали меня, то ли не
хотели понимать!
— Но все кончилось хорошо, не так ли?
Прими горячую ванну, а я сейчас куплю бутылочку и приду к тебе…
— Да пошел ты со своей бутылочкой! —
взорвалась Берта. — Они меня обыскали.
— Кто? Полицейские?
— У них есть для этого какая-то мерзкого
вида баба — прямо солдат в юбке. Понимаешь, они нашли ту бумажку!
— Что-о?!
— Да, ту самую. Я задумался.
— Ради Бога, Дональд, скажи
что-нибудь! — взмолилась Берта.
— Дай подумать.
— Думай скорее. Надо что-то предпринять!
— Что?
— Откуда я знаю?! Думай — для того я тебя
и держу, Спиноза!
— Сейчас приду. Бумагу эту тебе вернули?
