— Так мне кажется. Я допускаю, что именно
близость Ширли с Шарплзом создала преграду между ней и Кеймероном.
— Близость… Интимная?
— Я так не говорила.
— А все же?
— Я в этом не уверена. Не был уверен и
Роберт Кеймерон. Но он чувствовал себя как бы третьим лишним.
— Все, что вы говорите, очень важно.
Продолжайте, пожалуйста.
— Кеймерон и Шарплз были друзьями — не
очень близкими, но их связывали общие дела. И эти дела шли хорошо. Кеймерон жил
отшельником, Шарплз — совсем иначе. Потом что-то случилось. Что именно — не
знаю. Однажды мистер Кеймерон попросил мою мать зайти к нему.
— Когда?
— Утром в тот самый день, когда его
убили.
— Ваша мать виделась с ним?
— Да.
— В котором часу?
— Примерно в половине десятого.
— О чем они говорили?
— Не знаю. Но ведь убийство произошло
позже, правда?
— Да, Кеймерона убили позже. А вы
уверены, что Хуанита была у него действительно в половине десятого?
— Так она мне сказала.
— Когда она вам это сказала?
— В тот же день вечером. Я поняла:
случилось что-то страшное. Мама была очень взволнована. Она пыталась
дозвониться мистеру Шарплзу и никак не могла застать его. Тогда она позвонила
Ширли Брюс, но та согласилась встретиться лишь на следующий день.
— Что было потом?
— Потом мама все-таки дозвонилась
Шарплзу, он что-то ей сказал, и она успокоилась. То есть она, конечно, была
возбуждена, но уже не так, как до разговора с ним.
— Когда состоялся этот разговор?
— Ближе к вечеру. Ширли ведет себя, как
королева, и это нравится маме. Ширли — ее идеал. И вообще маме всегда хотелось,
чтобы я походила на нее.
— А теперь, — сказал я, —
пришла пора перейти к делу.
— Что вы имеете в виду?
— Сейчас мы поедем к одной женщине.
— К какой женщине?
— К сеньоре Лериде. Вам знакомо это имя?
— Лерида? — переспросила
Дона. — Не припомню. Она живет здесь, в Лос-Анджелесе?
— Да.
— А зачем нам нужно к ней ехать?
— Пока не знаю.
— Вы хотите расспросить ее о чем-то?
— Да.
— А при чем тут я?
— Мне нужна свидетельница и переводчица.
— Но почему именно я?
— Думаю, разговор будет вам интересен.
— Этот разговор связан с убийством
Роберта Кеймерона?
— Да.
— Хорошо, я поеду с вами. Но
предупреждаю: я не скажу ничего… что… что могло бы повредить моей маме…
— Вы знали, что у вашей матери всегда при
себе нож?
— Да.
— Она может метнуть его, если
понадобится?
— Да, она не раз говорила мне, что
женщина должна уметь постоять за себя. Помню, когда я была еще совсем
маленькой, она учила меня…
— Чему?
— Метать нож.
— И вы научились?
— Научилась.
— Вы тоже всегда ходите с ножом?
— Нет.
— Никогда не берете его с собой?
— Никогда.
— Кстати, где ворона?
— Наверное, в своей клетке в сарае.
— Она скучает по Кеймерону?
— Еще бы! Знаете, что придумали эти
полицейские? Они затянули брезентом отверстие в крыше, которое Кеймерон пробил
для Панчо. Тот несколько раз летал туда, даже пытался продолбить брезент клювом
— не получилось. Так что бедная птичка вернулась ко мне. Она очень скучает.
— Вы привязались к Панчо?
— Конечно.
— А он к вам?
— Тоже. Ведь после гибели мистера
Кеймерона у него не осталось никого, кроме меня.
— Как ваша живопись?
— Вам действительно интересно?
— Да, очень.
— Рисую понемножку.
— Что-нибудь удалось продать?
— Так, кое-что.
— Давно?
— Не очень.
— А ваша мать помогает вам, дает деньги?
— Зачем вам это знать?
— Это очень важно — важнее, чем вы можете
предполагать.
— Нет, она не помогает. Маме не нравится,
что я увлекаюсь живописью. Иногда мне приходится туго, но ничего, как-то выхожу
из положения.
— Продаете картины?
— Я же вам говорила: искусство, живопись
— моя жизнь. И только когда мне совсем есть нечего, ищу какой-нибудь заработок.
Экономлю на чем только могу. Скоплю немного — снова принимаюсь за свое.
— Вы чем-то напоминаете девушку с той
картины…
— Девушку, которая смотрит за горизонт?
— Которая смотрит куда-то за пределы
этого мира — в будущее. Наверное, вы вкладываете всю душу в свои работы?
— Может быть, именно поэтому их никто не
покупает?
— Их не покупают потому, что люди
разучились ценить искренность. Сейчас в моде бездушные картинки — всякие
полуобнаженные красотки и прочая чушь. Ваши работы полны смысла, и я уверен:
придет время — их начнут покупать. И вы станете знаменитой.
— Благодарю вас. — Дона крепко сжала
мою руку. — Знаете, иногда я готова прийти в отчаяние… И мне очень нужны
такие сочувственные слова… Только… только очень прошу вас, Дональд: не говорите
ничего плохого о маме.
