Атли прежде никогда не видел Тени.
Десять серых, зыбких, полупрозрачных фигур, отдалённо напоминавших людей, вытянутых и лишённых отличительных черт, заполнили трактир. Несколько мгновений ничего не происходило, будто бы Тени не знали, что им теперь делать, а люди не понимали, что делать им. Только Радимир продолжал кусать свою руку и кричать, корчась на полу. Всё так, как и говорила Сорока: с носителем Тени способны становиться видимыми и обретать форму и днём и ночью. Обретать форму и убивать.
– Держи их в узде! – крикнул Ярко, и этот крик тут же привлёк Тени.
Они заметили добычу.
Три Тени ринулись вперёд и исчезли в теле Ярко, ещё четыре – атаковали Хвоста. Хозяин трактира рухнул на пол, корчась от боли. Одна из Теней остановилась напротив Атли, словно задумалась. Он дёрнулся в сторону выхода, и Тень кинулась на него.
Боль сковала мышцы, и Атли закричал, хватаясь за грудь. Подобную боль сложно было бы описать словами, возможно, нечто похожее испытывали те, кого свежевали заживо, сдирая кожу с мышц, а мышцы – с костей. Атли задохнулся и повалился на колени. Он бы потерял сознание, если бы Волк не окутал его сознание своим, – боль немного притупилась, принятая на себя зверем. Тень внутри забилась – ей такое соседство не понравилось.
Позади раздался крик Леля, и это привело Атли в чувство.
Тени живы, пока жив их носитель. Так сказала Сорока.
Ещё одна Тень приблизилась к Атли, но он оказался быстрее. Рванул вперёд, к ещё живому Радимиру, и вонзил ему в сердце меч, навалившись на рукоять всем телом. Захрустели рёбра, изо рта чернокнижника брызнула кровь. Он вцепился руками в одежду Атли, словно пытаясь добраться до горла, но нащупал только медальон. Треснула цепочка.
– Они замолчали, – прохрипел он, блаженно улыбнулся и закрыл глаза. Рука, сжимающая медальон Атли, безвольно упала на пол.
Тени исчезли, будто бы их никогда и не было. С ними исчезла и боль, измученный Волк заскулил и растворился в темноте сознания Атли, почти исчезнув до тех пор, пока не залечит невидимые раны. Атли с трудом контролировал своё тело, но всё же заставил себя подняться на ноги. Взгляд его упал на Ярко: тот лежал с перекошенным от ужаса лицом, глаза его закатились. Чернокнижник был мёртв.
– Лель! – Атли развернулся и бросился к другу.
Лель лежал ничком и не двигался. Атли упал перед ним на колени и дрожащими руками перевернул на спину. Еле слышно Лель застонал, и Атли не сумел сдержать облегчённый то ли вздох, то ли стон, согнулся пополам и положил голову Лелю на грудь, где под рубахой уверенно билось сердце.
– Слава Великому Волку, – прошептал он. – Я боялся, что не успел.
– Как остальные? – отозвался Лель – каждое слово давалось ему с большим трудом.
Атли оглянулся. Хозяин таверны застыл в неестественной позе, Хвост пустым взглядом смотрел в потолок, так и не дотянувшись до ножа в сапоге.
– Мертвы.
Дрожа всем телом, Лель сел. По щекам его бежали слёзы, но он, кажется, совсем их не замечал.
– Значит, – сказал он, – сегодня только наш счастливый день.
– Ещё поживём, – ответил Атли, помогая Лелю подняться. – Сможешь ехать верхом?
– Нужно похоронить их, – Лель обвёл печальным взглядом трупы.
– Нужно убираться, пока сюда не сбежалась вся деревня. Наверняка кто-то услышал крики, – покачал головой Атли, вынимая из руки Радимира свой медальон. – Эта история и так привлечёт слишком много внимания. Нельзя, чтобы нас увидели и задержали. А ты к тому же едва держишься на ногах.
На это Лелю было нечего возразить.
18
Смерть в Тёмном Лесу
Пещера Белогора оказалась гораздо больше, чем Василиса могла себе представить. Это был лабиринт из коридоров, комнат и проходов, которые вели в разные части леса. Здесь нашлись даже теплицы, курятник и загон с козами, за которыми – как и за всем домом – ухаживал Мяун. Домовой изнывал без хозяина, а потому обхаживал гостей днём и ночью, вкусно кормил, следил за тем, чтобы не гасли камины, а одежда и постельное бельё всегда были свежими.
Никто не решался сказать ему о том, что хозяин его мёртв и домой уже никогда не вернётся, а Мяун то и дело повторял, как Белогор обрадуется и как похвалит домового, когда узнает, что в его отсутствие гости были сыты и довольны.
Большую часть времени Василиса, Кирши и Финист проводили в библиотеке, среди вырезанных прямо в камне полок, снизу доверху забитых книгами и свитками. Там же и ели, не желая тратить время на походы в столовую, а глубокой ночью, падая с ног от усталости, кое-как доползали до своих комнат и валились спать, и на следующий день история повторялась. В этом круговороте Василису радовало только одно – у неё не оставалось сил ни на мысли о Беремире и Гвардии, ни на заботу о кровоточащей в сердце ране, которое, если достаточно усердно его игнорировать, вроде даже почти не болело. Один только Тирг радовался жизни, бездельничал и заставлял Мяуна себе прислуживать.
– Столько дней бьёмся, и ничего! – Финист сполз с кресла на пол и запрокинул голову. – Ни про Морену, ни про этот её свет. У меня скоро глаза вылезут.
На столике у кресла возник Мяун:
– Велите приготовить мухоморный настой? Поправить зрение!
– Ты дурак? – моргнул Финист. – Кто мухоморами глаза лечит?
– Я других настоев варить не умею, – огорчился Мяун. – Тогда, может быть, вина?
На столике тут же появился серебряный кубок, доверху полный виноградного напитка.
– Велите подать ужин? У нас как раз вылупился выводок замечательных цыплят!
– Боги, ты невыносим, иди, готовь свой ужин, – простонал Финист, а когда Мяун, покорно кивнув, исчез, взял кубок и пригубил вино. – Кирши, он вас так же доставал, когда вы тут копались?
Кирши сидел на ковре, прислонившись спиной к полкам.
– В прошлый раз мы его даже не видели. Ума не приложу почему, – ответил он, не поднимая головы от книги.
– Он скорее всего был в спячке. Так случается с домовыми, когда хозяин умирает. – Тирг спрыгнул с полки на пол и растянулся у камина, рядом с Василисой.
– Тирг, тише ты, – шикнула она, оглядываясь по сторонам. – А если он услышит?
– Да он и так знает, – махнул хвостом Тирг. – Просто не хочет верить. Между хозяином и домовым с годами устанавливается связь. Ты её физически чувствуешь, потому что подпитываешься энергией от неё, и когда хозяин умирает, связь исчезает. Этого нельзя не заметить. Поэтому и в спячку впадают многие домовые, кто на дни, кто на месяцы, кто на годы. Чтобы восстановиться, научиться без этой связи существовать и приготовиться налаживать новую.
