– Я подумал, что заслужил. – Атли поморщился. – Он много лет хотел мне врезать. Если честно, не рассчитывал, что всё обойдётся всего одним ударом.
– И правда пожалел тебя. Удивительно, что он не попытался тебя убить.
Атли удивлённо отодвинулся, чтобы охватить взглядом лицо Леля целиком.
– И ты не скажешь, что он не должен был меня бить? Сила не решение проблем и всё такое?
– Я действительно считаю, что сила не решение проблем, – улыбнулся Лель. – Но и бил тебя Кирши, а не я.
Атли насупился, но сказать ему было нечего. Всё закончилось. Не так, как он надеялся, не так, как втайне мечтал. Смотреть на удаляющегося Кирши оказалось больнее, чем он думал, и дело было даже не в разбитом лице и не в ноющем от разрыва клятвы сердце. Просто осознавать, что это конец, оказалось тяжело. Понимать, что у него больше нет права на Кирши и что, в общем-то, этого права у него никогда и не было. Атли просто брал то, что хотел и когда хотел, не заботясь о чувствах Тёмного, хоть и пытался убедить себя в обратном.
– Ты правильно поступил, – сказал Лель. – Уверен, всё хорошее, что между вами было, никуда не исчезло. Возможно, это хорошее станет для вас причиной быть рядом. Если вы оба этого захотите.
– А если нет? – Атли наблюдал за тем, как Лель садится на соседний стул и расплетает растрепавшуюся за день косу. Мысль о том, что Кирши может теперь просто уйти и они больше не увидятся, ранила Атли, несмотря на принятое решение дать ему свободу. Очень хотелось вернуться и взять свои слова назад.
– Тогда и будешь решать, как быть. Отпускать его или нет, но ты же знаешь, что я скажу?
– Что нельзя заставить себя любить? – хмыкнул Атли.
– Что, даже если Кирши уйдёт, ты не останешься один…
– Да, что…
– Дай мне договорить! – Лель ткнул его костяшкой пальца в лоб, призывая замолчать. – Если бы ты не перебивал меня в прошлый раз, то услышал бы. Ты не будешь одинок, если отыщешь самого себя. Это так. Но и я не собираюсь никуда деваться. Я хочу быть с тобой.
– Но не так, как я этого хочу, – выдавил Атли, отводя взгляд. Грудь жгло обидой.
Лель вздохнул и обхватил лицо Атли руками, приглашая заглянуть в свои глаза.
– Я не могу быть заменой Кирши. Я не хочу, чтобы ты был со мной, потому что он тебя отверг. Я хочу, чтобы ты выбрал меня. Чтобы ты хотел быть со мной, потому что видишь только меня, а не потому, что не можешь дотянуться до другого.
Нежная улыбка Леля согревала не хуже чая с ромашкой, аромат которого наполнял кухню. И на душе становилось немного легче.
– Тогда мы вернёмся к этому разговору позже? – спросил Атли.
– Обязательно, – отозвался Лель. – Я буду ждать.
* * *
Чем ближе гвардейцы во главе с Дареном подъезжали к Чарограду, тем мрачнее становился царевич, будто бы не ждал ничего хорошего от предстоящей встречи с воеводой, который занимал место исчезнувшей княгини. Мила всем телом ощущала его тревогу, но её оттеняло странное превращение, случившееся в спальне Дарена несколько недель назад. Она до сих пор не понимала, почудилось ли ей или она на самом деле обратилась в человека? С тех пор каждую ночь Мила с замиранием сердца ждала, что чудо повторится, но ничего подобного больше не происходило.
Мила задрала морду и посмотрела на Дарена. Они ехали на коне вместе, и царевич одной рукой придерживал лисицу, чтобы та не вывалилась из седла. Что же произошло той ночью? Дело в Дарене? Или в ней самой? Или всё случившееся – лишь игра её воображения?
– Яровид нам не друг, – ответил Дарен на вопрос Любы, который Мила благополучно прослушала, витая в своих мыслях.
– Ты с ним встречался? – спросил Умил, подгоняя свою серую кобылу, чтобы поравняться с царевичем на тракте.
– Я встречался с его дочерью, – ответил Дарен. – И она пыталась меня убить.
Мила заинтересованно вильнула хвостом, но продолжения истории не последовало. Вороны не стали ничего расспрашивать, только молча переглянулись.
Чароград лежал на самом юге Вольского Царства, на границе с Чёрной Пустыней, окружённый высокой стеной, что должна была защищать его от кочевников, которые нет-нет да вторгались в Вольские земли. По этой же причине город после нескольких пожаров, практически сровнявших его с землёй, заново возвели из белого камня. Деревянным остались только постройки бедняков на окраинах. Княжеский терем тоже был бел, будто вылепленный из снега, которого на улицах Чарограда почти не было. К этим землям зима ещё только подбиралась.
Люди на улицах посматривали на путников с подозрением и спешили убраться с дороги, а многочисленные попрошайки, наоборот, подбирались поближе, тянули руки и громко славили богов за щедрость гостей. Люба вытянула из сумки увесистый кусок сыра и протянула женщине в цветастых лохмотьях, но сыр мигом полетел в грязь.
– Монет! Монет дай! – крикнула оборванка и плюнула под копыта коню.
Люба пришпорила лошадь, а вслед ей полетели грязные ругательства.
– Нам бы кто монет дал, – проворчала она, догоняя Дарена.
– Они ещё и воры, – прорычал Умил, показывая оставшимся позади попрошайкам неприличный жест. В ответ на вопросительный взгляд Любы он указал на седельные сумки. На одной из них красовался длинный разрез. Умил гоготнул: – Хорошо, что в этой суме лежали только мои порты!
Все кинулись проверять свои сумки. Дробн выругался – у него попрошайки умудрились срезать кошель.
– Местная стража совсем не следит за этим сбродом, что ли? – процедил Дробн, оглядываясь, но попрошаек уже как ветром сдуло.
Стража, которой не было видно в городе даже мельком, встретилась путникам только у самого княжеского терема, окружённого ещё одной высокой стеной. Закрытые ворота охраняли двое солдат с секирами.
Умил выехал вперёд:
– Скажите воеводе Яровиду, что его желает видеть царевич Дарен!
Стражники переглянулись, неодобрительно покосились на компанию, обменялись ухмылками при виде Дарена с лисицей и обернулись к Умилу:
– Думаете, мы не знаем, что царевич помер?
– Не мели языком, коли голова пустая! – гаркнула Люба. – Ваше дело передать, а воевода пусть сам разбирается. Шевелись! Царевич ждать не любит!
Стражник замялся на минуту, сомневаясь, но всё же скрылся за воротами. Дарен укоризненно посмотрел на Любу:
– Когда я говорил, что Яровид нам не друг, то не это имел в виду.
– Ты рожи их видел? С такими иначе нельзя, – невозмутимо ответила Люба.
Яровид напоминал темнеющую на фоне солнца скалу. Огромный, с каштановой бородой и непроницаемыми чёрными глазами, он сидел на троне и исподлобья глядел на гостей. Ни еды, ни ночлега им не предложили. Дарен и гвардейцы стояли перед воеводой, глядя на него снизу вверх.
