– Она не про это! – закатила глаза Самбир.
– Зато суть отражает верно! – захохотал Людмил. – Прости, Молчан, но тут первое место уходит нашему капитану Атли.
Под натиском глупых шуток и общего смеха Василиса расслабилась. Даже головная боль отступила, а страх немного улёгся, и вот она уже смеялась вместе со всеми, согретая теплом костра.
Когда все камни багреца были наполнены магией, а резерв Василисы оказался почти пуст, она попрощалась с новыми знакомыми и побрела обратно к своему шатру, мечтая только об одном: поскорее положить голову на подушку. Вот и хорошо, вот и славно – у неё просто не было больше сил бояться, даже если бы сейчас Зоран появился прямо перед Василисой, она бы даже не вздрогнула.
– Ну, здравствуй, красавица.
Василису окатило патокой знакомого голоса. Сердце испуганно сжалось.
32
Нити, что сплетаются перед рассветом
Финист вышел из вечерней тени и смерил Василису взглядом. На нём красовались чешуйчатые доспехи, такие же, как и у всех воинов в лагере.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Василиса. – Убирайся.
Финист снисходительно улыбнулся:
– Так вышло, красавица, что больше ты мне приказы не отдаёшь. Но не печалься сильно, я всё ещё готов подчиняться… в некоторых позах.
– Чего ты хочешь? – Василиса пропустила его слова мимо ушей. Она старалась незаметно оглядеться по сторонам. Лагерь почти полностью уснул, но некоторые воины всё ещё сидели у костров, и до её шатра было рукой подать. Если Финист что-то выкинет, помощь подоспеет быстро.
– Поговорить.
– Ну а я с тобой говорить не собираюсь, – процедила Василиса и прошла мимо, но Финист удержал её, поймав за запястье. Чародейка резко обернулась, выхватывая нож из сапога и приставляя его к горлу Финиста. – Отпусти меня!
Финист мог её остановить. Одним движением мог – она знала, – но не стал. Снова растянул губы в улыбке и поднял руки вверх, будто сдаваясь.
– Понял-понял. Без рук!
Он был без наручей, и рукава рубахи соскользнули к локтям, открывая свежие шрамы на запястьях. Василиса могла поклясться, что раньше их не видела. Финист, проследив за её взглядом, тут же опустил руки и одёрнул рукава.
– Что. Ты. Здесь. Делаешь? – Василиса не торопилась убирать нож от его горла.
– То же, что и ты. Пришёл сражаться.
– Думаешь, я поверю?
Двумя пальцами Финист осторожно отодвинул от себя лезвие. Зелёные глаза его сверкали в свете костра.
– Давай поговорим, – попросил он неожиданно серьёзно. – Как взрослые люди. Без железок и чар.
– Мне не о чем с тобой…
– Пожалуйста.
Василиса шумно выдохнула, сжимая челюсти.
– Я бы воззвал ко всему тому, что между нами было…
– Ты делаешь только хуже.
– Понял. Прости.
Василиса убрала нож, Финист облегчённо – и немного разочарованно? – вздохнул.
– Ну, – поторопила его чародейка. – Говори.
– Присядем? – он кивнул в сторону ближайшего костра.
Искры поднимались в ночное небо, поленья трещали, а в воздухе стоял влажный запах весны. Василиса с Финистом сидели на импровизированной лавке из поваленного ствола берёзы так далеко друг от друга, что между ними могли поместиться ещё два крупных воина.
– Те воспоминания, которые ты увидела тогда. О моём прошлом, – начал Финист, глядя в пламя. – Я забыл о них. Мира с помощью клятвы заставила меня забыть. Не знаю, как у тебя получилось их отыскать, но я будто снова очутился там. Это было… отвратительно. Я снова хотел забыть. До сих пор хочу.
Василиса перевела взгляд на Финиста. Пламя играло светом на его рыжих волосах, а выражение лица было не понять, словно Финист и сам не понимал, что чувствует.
– Почему Мира заставила тебя забыть?
Он посмотрел на Василису с горькой усмешкой:
– Потому что я той же ночью влез в петлю. Не знаю, как она успела меня снять. Возможно, клятва подсказала ей, что со мной что-то не так, может, просто случайно решила заглянуть в тот сарай, где я убил… – Финист запнулся и нахмурился: – Знаешь, Мира была мне как мать. Спасла от упырей, когда мне было семь. Они выжрали половину нашей деревни, в том числе и моих родителей. Мира притащила меня в гарнизон, сама меня обучала. Её уроки порой были очень жестокими, но, думаю, в глубине души она желала мне добра. По крайней мере, мне хочется в это верить. И я очень боялся её разочаровать, но как-то так выходило, что именно это я и делал. Раз за разом.
Финист снова натянул кривую усмешку и потёр ладонями лицо, словно силясь взбодриться. Василиса хотела было спросить, почему он всё это ей рассказывает, но поняла это прежде, чем успела раскрыть рот. У него попросту больше никого не было. Никого близкого, никого дорогого, никого, кого можно было бы назвать другом. Только Василиса – искалеченная им девчонка, к которой он сумел ненароком привязаться, как привязываются к бездомным зверюшкам, и которая не испытывала к нему ничего, кроме враждебности и страха.
– Я ненавидел её и обожал одновременно, – продолжил Финист. – Она говорила, что я должен стать лучшим, что у неё на меня большие планы и надежды, что однажды я стану её заменой в Гвардии. Что я не должен похоронить свой магический талант, поэтому следует заниматься вдвое больше и втрое усерднее других воспитанников. И всегда, всегда я делал недостаточно, чтобы заслужить её похвалу. Та чернокнижница, которую я трахал, стала для Миры первым крупным разочарованием. Настолько большим, что она предпочла его стереть. Я опозорил её. Она так и сказала тогда. Сказала, что единственная награда, которую я заслуживаю, – быть её цепным псом. И что уже за это я должен быть ей благодарен. Старая сука.
Последние слова Финист выплюнул, и Василису окатило его ненавистью, такой явственной, что не нужно было связующей нити клятвы, чтобы её почувствовать.
– Для неё я выреза́л целые деревни, выпускал кишки детям, сжигал людей заживо, а потом топил свои кошмары в вине и маковой грёзе. А она всё равно смотрела на меня как на пустое место. Она брезговала мной с тех самых пор, с моего первого задания в той деревне. Только я же ничего не помнил и не мог даже понять, что сделал не так! Когда я узнал, что Мира сдохла, когда почувствовал, как оборвалась наша клятва, я праздновал три дня напролёт. Я наконец был свободен. И я ненавидел эту свободу.
– Родители бывают жестокими, – сказала Василиса, ковыряя сапогом землю. – Не всем нам везёт с семьёй. Мне с моей прежней семьёй тоже не свезло.
