– Читать-то умеешь? – спросил Ольхин у Петьки.
– Умею.
– Тогда читай! – сказал Ольхин и протянул мальчишке листок блокнота.
Петька с недоверчивой опаской принялся за чтение. Лицо его прояснилось.
– Это – другое дело! – заявил он. – Теперь-то мамка не станет думать, что я эти часы украл! Правда, – вздохнул он, – все равно заругает. За то, что я сую свой нос куда попало.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь! – развел руками Ольхин. – Терпи, брат!
– Да я-то вытерплю! – пообещал Петька. – А зато ни у кого из пацанов таких часов нет, а у меня есть! Да еще и с документом! Давай мои часы обратно! – посмотрел он на Гиви.
– Бери, дорогой! – радостно ответил Вашаломидзе. – Носи!
– Служу трудовому народу! – торжественно произнес Петька и мигом пропал, будто его с забора сдуло ветром.
Правда, через секунду его голова вновь появилась поверх забора и он спросил:
– А что, теперь вы Клешню расстреляете? За то, что он в вас стрелял из-за дверей?
– Боец Травкин! – командирским голосом рявкнул Ольхин. – Отставить лишние вопросы!
– Слушаюсь! – ответил Петька и исчез. На этот раз основательно.
Ольхин и Вашаломидзе постояли, посмотрели на забор, где только что восседал пацан, затем дружно рассмеялись и направились к поджидавшему их «штоверу».
13
Разбирательства с Клешей, или как он там именовался на самом деле, устроившим стрельбу по смершевцам, решили отложить на потом. Пускай посидит и подумает – куда он денется из-под стражи? Не до него сейчас было, так как предстояло разобраться с Любкой с улицы Бахчисарайской и ее таинственными ночными посетителями. Очень могло быть, что Любка и есть та самая Дуня, обозначенная немецкими буквами на гестаповском документе. А ее ночные посетители, может статься, это связные между нею и каким-нибудь замаскированным вооруженным отрядом, оставленным немцами в советском тылу. Например, с той же гипотетической группой «Вольф». Не зря же и Дуня с улицы Бахчисарайской, и группа «Вольф» упомянуты в одном и том же черновике немецкого документа. В общем, интересная и перспективная вырисовывалась картинка, а потому с ней и надо разобраться незамедлительно.
– Мыслю так, – сказал Ольхин. – Шалопутную Любку брать пока не будем. Лучше устроить рядом с ее домом засаду. И брать – когда к ней явится посетитель. Понятное дело, вместе с ним, с посетителем.
– Так-то оно так, – в раздумье произнес Волошко. – Да только как ее устроишь, засаду? Где спрячешься? Там дома впритык друг к дружке…
– В домах и спрячемся! – предложил Вашаломидзе. – Неужто не пустят?
– Пустить, конечно, пустят, – сказал Волошко. – Но ведь и растрезвонят по всей улице! Вот, скажут, в таком-то доме – засада. Народ – он такой: обязательно пустит слух. И кто тогда пойдет ночью к той Любке? Испортим все дело этой засадой!
– А тогда устроим засаду прямо в ее доме! – подал идею Гиви. – Надо только, чтобы и Любка была с нами. И будем ждать вместе с Любкой! Обыкновенное дело!
– И сколько времени мы будем торчать в этой хибаре? – продолжал сомневаться Волошко. – Одну ночь? Две? Три?
– Пока не дождемся, – сказал Ольхин.
– Оно конечно, – покивал Волошко. – Пока не дождемся… А тогда – вношу дополнительное рацпредложение. Рядом с Любкиным домом имеются какие-то каменные развалины. Да еще и поросшие травой. Хорошая такая травка – весенняя, густая. Вот бы спрятать кого-нибудь и в тех развалинах! А то вдруг ночных гостей будет несколько человек? Один – в дом, а другие – вокруг дома? Всех бы и повязали… Взяли бы сразу нескольких «языков». Несколько «языков» – это лучше, чем один. Вот такое у меня предложение.
– Хорошее предложение, – согласился Ольхин. – У меня и люди для такого случая припасены. Те самые, которые помогали нам выкурить из дома Клешню, или как его кличут на самом деле.
На том и порешили. Дождавшись ночи, четверо смершевцев вместе с сержантом Ветряковым и еще четырьмя бойцами выдвинулись в сторону улицы Бахчисарайская. Ночь была темной, безлунной, да еще и с мрачными тучами на небе. К тому же никаких уличных огней на Бахчисарайской не было и в помине, так что можно было не опасаться, что группу кто-нибудь заметит.
Но, однако же, близко к Любкиному дому подходить не стали, для начала решили провести предварительную разведку. Разведку проводил Волошко. Неслышно ступая, он подошел к дому напротив Любкиного, где обитала словоохотливая старушка вместе со своим дедом и прочим семейством. Свет в доме не горел. Подойдя, Волошко тихонько постучал в темное окно.
– А кто там? – раздался из дома голос старушки.
– Это мы, солдатики, – приникнув к самому оконному стеклу, чтобы лучше было слышно, ответил Волошко.
– Какие такие солдатики? – в голосе старушки слышалось недоумение и даже – тревога.
– Советские, мать, – сказал Волошко. – Какие же еще? Немецких-то больше нет… Ну, те самые, которые приходили к вам днем насчет постоя.
– Так ведь нет у нас никакого постоя, – все с той же тревогой произнесла старушка. – Зачем же вы опять явились? Да еще ночью…
– А мы не насчет постоя, – объяснил Волошко. – Мы насчет Любки…
– Это насчет шалопутной? – приободрилась старушка. – Так бы сразу и сказали! Погоди, вот сейчас дед зажжет свет…
– Не надо света, – сказал Волошко. – Дело вроде как секретное, так что лучше без света. А лучше-ка ты выйди на порожек, да и поговорим.
– Сейчас, вместе с дедом и выйдем, – пообещала старушка. – Где ты там, старик? Смотри, не расшибись о косяк…
Скоро дверь приоткрылась, и на пороге замаячили две смутные тени.
– Вот, мать, это я и есть, – сказал Волошко шепотом. – Который был днем… Можешь даже меня пощупать для большего распознания.
– И так узнаю, – сказала старушка тоже шепотом. – Что ж тебе не спится, солдатик? Неужто и ты повадился к этой срамнице Любке?
– К ней, мать, – сознался Волошко. – Очень уж хочется познакомиться с ней поближе! С ней и с ее ночными гостями. Потому что вдруг они никакие не полюбовники, а враги? Например, прячут в Любкином доме бомбу?
– Свят, свят! – испугалась старуха. – Да неужто и вправду?
– Все может быть, – сказал Волошко зловещим шепотом. – А иначе зачем им шастать туда-сюда по ночам? Добрые дела по ночам не делаются!
– Так ведь полюбовники… – сказала старушка, но в ее голосе уже не было никакой уверенности.
– А если нет? – возразил Волошко зловеще.
– Ой… – пискнула старушка.
– Вот то-то и оно, – сказал Волошко. – Так что же – дома Любка? Уж ты-то, наверно, знаешь.
– А дома! – заверила старушка. – Дома, дома! Пришла еще засветло и не выходит! И свет не зажигает! Точно, дома! Не иначе как ждет этих… – старушка запнулась.
