Исчезнуть из города? Но как? Попробуй-ка, прорвись куда-нибудь без документов! Везде кордоны и проверки. Да и куда? А отчего это ты, спросят, так стремишься в тыл? Отчего не на фронте? Никита прекрасно понимал, что такие вопросы к нему непременно возникнут, и они будут началом его конца.
Оставаться в Симферополе и выдавать себя за героически сражавшегося советского подпольщика? Можно, конечно, было бы поступить и так, но все же – ох, как рискованно! Ведь как ни крути, а он, Никита Филиппов, являлся гестаповским агентом и выдал фашистам две советские подпольные группы! А вдруг да кто-нибудь догадается! Например, как ни старался Никита, а гестаповцам так и не удалось арестовать целиком ту же группу «Салгир». Кто-то остался в живых, и вот они-то – те, кто остался – запросто могут начать подозревать Никиту в предательстве. И что тогда? Доказывай, что ты не предатель, да ведь попробуй докажи!
Оставалось одно – исчезнуть, но исчезнуть умеючи и хитро. Например, раздобыв подходящие чужие документы. И вот тут-то Никиту судьба свела с Афанасием Рыбаковым, бывшим красноармейцем, комиссованным по ранению и успевшим вернуться в Симферополь еще до того, как город заняли фашисты. Наверняка у Рыбакова были какие-то документы, и они-то показались Улыбке вполне подходящими для того, чтобы под ними скрываться. Что это были за документы – не так и важно, важно, что они были. Улыбка свел дружбу с Рыбаковым, явился к нему в гости, напоил его, застрелил, забрал документы и был таков. Был Никита Филиппов – стал Афанасий Рыбаков. Да, конечно, и здесь для Улыбки таился немалый риск быть разоблаченным, но с другой-то стороны – война. Кто бы его стал внимательно проверять? Есть какие-никакие документы – и ладно. У большей части освобожденного из-под оккупации народа и вовсе нет никаких документов… Так что риск быть разоблаченным для Улыбки хоть и имелся, но минимальный.
Для чего ему было убивать Рыбакова, когда можно было документы выкрасть? На этот вопрос ответа пока не существовало. Наверно, была причина – вот и убил. И убил, надо сказать, вполне профессионально. Никто из соседей не слышал выстрела, – а почему? А потому, что стрелял Улыбка со знанием дела – через подушку. Напоил Афанасия Рыбакова нерусской водкой (скорее всего, ромом), уложил на постель, прижал к голове подушку, а к подушке – пистолет, и нажал на спусковой крючок. В этом случае выстрел получается глухим и тихим – кто же его услышит? И незаметно ушел вместе с украденными документами на имя Афанасия Рыбакова.
Конечно, очень могло статься, что убил Рыбакова вовсе не Никита Филиппов, а кто-то другой. Да, все могло быть… Но Завьялову не давали покоя слова девчонки Людки, которая сказала, что тот дяденька, который приходил к убитому, очень красиво улыбался. Уж так красиво, что на его улыбку даже обратила внимание четырнадцатилетняя девчонка! Улыбаться-то умеют все, это дело обыкновенное, а вот Людке эта улыбка запомнилась! Ничего больше не запомнилось, а вот улыбка врезалась в память. При этом все, кто видел Никиту, практически единогласно уверяли, что запомнился он им в первую очередь именно из-за улыбки. Уж слишком улыбка была замечательной! Так улыбаться могут немногие. Никита Филиппов как раз и был из числа таких немногих. И это давало шанс. Шанс на то, что Никита и есть убийца Афанасия Рыбакова. И теперь он не Никита Филиппов, а Афанасий Рыбаков. Значит, и искать его нужно как Афанасия Рыбакова.
Вот эти соображения Завьялов и выложил перед Ольхиным и Волошко.
– Ну, а что? – почесал затылок Волошко. – По-моему, убедительно. Конечно, это может быть и ложный след, но ведь никакого другого следа у нас пока нет.
– Что ж, поищем Афанасия Рыбакова, – сказал Ольхин.
– Так-то оно так, – еще раз почесал в затылке Волошко. – Да вот только где его искать? В какую сторону кидаться?
– У тебя есть конкретное предложение? – глянул на Волошко Ольхин.
– Я думаю, надо начать с города, – не совсем уверенно произнес Волошко. – Сейчас народ становится на учет, составляются всякие списки. Получение пайков, то-се… Вдруг и Афанасия Рыбакова мы обнаружим в таких списках!
– Это вряд ли, – не согласился Ольхин. – Как ни крути, а в городе известно об убийстве гражданина Афанасия Рыбакова. И вдруг в каких-то списках объявляется Афанасий Рыбаков! Зачем Улыбке так рисковать? Он парень осторожный и бдительный… Я так думаю, что он уже далеко. Где-нибудь в тех местностях, которые мы освободили раньше.
– Не согласен, – возразил Завьялов. – Во-первых, попробуй еще туда доберись! Сто раз остановят по пути. Кто ты, что ты, куда направляешься?.. Ну, и так далее. Да и если доберешься в какое-нибудь Поволжье, это тоже не спасение. Мигом спросят – а откуда ты взялся, почему не в армии? И к немцам он не ходок. Во-первых, чтобы до них сейчас добраться, надо переходить линию фронта. Во-вторых, для чего тогда было красть документы? Нет, он где-то рядом… И одновременно – далеко от нас.
– Это как так? – не понял Волошко. – Рядом, и одновременно далеко? Так не бывает.
– Например, записался в Красную Армию! – неожиданно осенило Ольхина. – Ну, а что? Чем не возможность спрятаться? Кто его будет искать в армии? Многие на освобожденных территориях так делают. Например, партизаны. Да и все желающие. Некоторых даже мобилизуют. Бойцы на фронте всегда нужны.
– Да, но там война… – покрутил головой Волошко.
– Когда штормит, любая гавань хороша, – усмехнулся Ольхин. – Помню, в детстве мы пели такую пиратскую песню. По-моему, это как раз и есть такой случай.
– А вот мне сдается, что это не слишком надежная гавань, – не мог успокоиться Волошко. – Потому что найти человека в армии не так и сложно. Особенно, если его призвали совсем недавно. А уж если мы вдобавок знаем, из какого города он призван, то и того проще.
– Возможно, он надеется, что мы не догадаемся о таком его трюке, – усмехнулся Ольхин. – Потому что где же это видано! Фашистский агент не пожелал убегать вместе с немцами, а записался в Красную Армию! Попробуй догадайся!
– А мы, значит, догадались? – спросил Волошко больше сам у себя, чем у кого-то из присутствующих. – Мы, стало быть, такие проницательные и умные? Ну-ну…
В ответ на это Ольхин лишь молча пожал плечами. То же самое сделал и Завьялов.
20
Став неожиданно для самого себя подпольщиком, Никита поначалу затосковал. И даже испугался. Конечно, он пока с трудом представлял, что значит быть подпольщиком в оккупированном фашистами городе, но понимал, что это – опасно. Как ни крути, а такое занятие было сопряжено с риском для жизни. А рисковать Никита любил лишь в одном случае – за бильярдным столом. Да и то какой там риск? Сегодня ты проиграл, а завтра выиграл. Тем более что выигрывал он гораздо чаще, чем проигрывал. А вот подпольная борьба – это совсем другое дело. Тут-то, пожалуй, придется что-то взрывать, в кого-то стрелять, в ответ кто-то будет стрелять в тебя… А уж это настоящий риск. Нет, это не для Никиты. По большому счету ему было все равно, при какой власти жить. Он считал, что приспособиться можно к любой власти и к любым обстоятельствам. Ну, а почему бы и нет? У него, у Никиты, мирное ремесло – игра в бильярд. Он не желает ни с кем воевать. Он хочет разъезжать по южным городам, играть в бильярд, пить вино, любить женщин. Он мирный человек.
